РАЗГРАНИЧЕНИЕ ИНСТИТУТА ПОДТВЕРЖДЕНИЯ СДЕЛКИ И ДОКТРИНЫ ЭСТОППЕЛЬ В РАМКАХ ИНСТИТУТА НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ СДЕЛОК

РАЗГРАНИЧЕНИЕ ИНСТИТУТА ПОДТВЕРЖДЕНИЯ СДЕЛКИ И ДОКТРИНЫ ЭСТОППЕЛЬ В РАМКАХ ИНСТИТУТА НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ СДЕЛОК

Николаева Кристина Юрьевна

бакалавр, Санкт-Петербургский государственный университет,

РФ, г. Санкт-Петербург

В статье рассматривается судебная практика применения нормы о подтверждении оспоримой сделки (абз. 4 п. 2 ст. 166 ГК РФ), появившейся в отечественном законодательстве в рамках реформы Гражданского кодекса. Исследование выявило ряд трудностей. В частности, суды не понимают правовую природу этой нормы, не учитывают различия между положениями абз. 4 п. 2 и п. 5 ст. 166 ГК РФ. В практике вызывают дискуссии возможность подтверждения сделок, которые являются оспоримыми по корпоративным основаниям, а также пределы действия данной нормы в отношении сделок, противоречащих закону. В статье рассматриваются также встречающиеся на практике формы подтверждения сделок.

Ключевые слова: подтверждение сделок, добросовестность, отказ от права, недействительность сделок.

Введение

Данная статья представляет собой освещение и анализ доктрин, направленных на пресечение противоречивого поведения применительно к институту недействительности сделок.

Нормы о ничтожности и оспоримости всегда охраняли интересы публики, отдельных третьих лиц, или интересы самих сторон. В 2013 году законодатель дополнил статью 166 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ) нормами, не допускающими ссылку на недействительность в следующих случаях. Отныне сторона не может, во-первых, выразив согласие на сохранение сделки, впоследствии оспаривать ее, во-вторых, не может по своему усмотрению манипулировать институтом ничтожности сделки, заявляя о ее ничтожности только в момент, когда исполнять ничтожную сделку стало для неё не выгодно.

Внесение изменений в статью 166 ГК РФ было продиктовано идеей запрета противоречивого, непоследовательного поведения в целях укрепления стабильности экономического и в целом гражданского оборота. Сами авторы поправок объясняют их как «конкретизацию принципа добросовестности, закрепленного в статье 1 ГК РФ [7, с. 2]».

Указанное изменение не может не найти положительный отклик у участников оборота, исследователей-цивилистов и правоприменителей.

Несмотря на все плюсы, на практике и в ученой среде возникли некоторые вопросы применения новой статьи 166 ГК РФ и соотношения ее с другими нормами (ст. 432.1 ГК РФ, например). Так, встали вопросы об объективной и субъективной сторонах подтверждения по пункту 2 статьи 166 ГК, о блокировании оспаривания третьими лицами (акционерами общества, например), о возможности оспаривания отдельного условия договора при подтверждении договора в целом. Но, пожалуй самый интересный аспект применения данных норм – это соотношение принципа добросовестности между сторонами и охраной публичного порядка.

Проблема в том, что защита полагавшейся стороны становится сопоставимой с тем интересом, ради которого установлена ничтожность/оспоримость. Практика покажет, как будет соотноситься публичный интерес с охраной стороны договора от недобросовестности контрагента или квази-контрагента.

Глава 1

Зарубежный опыт подтверждения оспоримых сделок

Правило, подобное закрепленному в абзаце 4 пункта 2 статьи 166 ГК РФ, уже прочно укоренилось в европейских правопорядках и международном soft law. Так, нормы о подтверждении включены в Модельные правила европейского частного права (ст. II.-7:211) и в Принципы УНИДРУА 2010 (ст. 3.2.9).

В Германии данный институт закреплен в § 144 ГГУ: «Оспаривание исключается, если спорная сделка подтверждена лицом, которое вправе ее оспорить». Оспоримыми сделками в ГГУ признаются сделки, совершенные под влиянием заблуждения, обмана или угрозы [8, с. 46] . При этом в случае, когда было заблуждение, сторона должна немедленно оспорить сделку, иначе она лишается права на оспаривание. Видимо, это исключительный случай молчаливого подтверждения.  В итоге, разработанная доктрина касается сделок, совершенных под влиянием обмана и заблуждения. 

Авторитетный комментарий к ГГУ в качестве доктринальный позиции предлагает рассматривать в качестве подтверждения не только исполнение и принятие исполнения, но и цессию права, основанного на оспоренной сделке, а также установление залога Этот же комментарий, применительно к рассматриваемой статье ГГУ, утверждает, что подтверждение - это односторонняя сделка, что позволяет применять к такой сделке общие правила о недействительности.  При этом считается, что эта сделка не требует восприятия контрагентом, т.е. подтверждением может считаться действие не направленное на контрагента.

В отношении формы подтверждения ГГУ устанавливает следующее правило: «Подтверждение не требует определенной для сделки формы [8]». Практика федерального суда безоговорочно расценивает конклюдентные действия как подтверждение, в то время как молчаливое признание может считаться подтверждением только в исключительных редких случаях, когда налицо однозначное выражение воли на сохранение сделки (при этом важно, чтобы по молчаливому поведению было очевиден факт информированности об основаниях оспаривания).

В практике судов встал вопрос о том, какие конклюдентные действия будут недвусмысленно свидетельствовать об интенции подтвердить оспоримую сделку. Здесь важно было учесть то, что поскольку подтвердить можно только сделку, совершенную под влиянием угрозы или обмана, контрагент подтверждающей стороны изначально не был идеально добросовестен (угрожал или обманывал). Руководствуясь этим положением, а также убежденностью в том, что никто не отказывается от своего секундарного права просто так, суды выдвигают более высокие требования к ясности подтверждения, чем к другим сделкам. Практика и доктрина пришли к выводу о том, что «поведение может быть расценено как подтверждение, только если иначе такое поведение не объяснить».

В качестве подтверждения расцениваются следующие действия стороны:

1.   Исполнение и простое принятие расцениваются как подтверждение, хотя  считается, что простое принятие недостаточно ясно выражает волю на подтверждение. При этом в немецком правопорядке требуется, чтобы поведение стороны, оспаривающей сделку, недвусмысленно свидетельствовало о том, что она знает о наличии основании для оспаривания и все равно хочет ее подтвердить. Исполнение и принятие исполнения не всегда должно свидетельствовать о подтверждении. Порой сторона делает это только чтобы избежать больших убытков. В российской практике участники оборота сталкиваются с такими ситуациями, и предпочитают исполнить обязательство для того, чтобы на случай, если суд оставит сделку в силе, не платить неустойку. Федеральный верховный суд Германии шел навстречу оспаривающему, если видел, что действия последнего можно расценить не только как подтверждение (но еще и как избежание убытков) ^_.
2. Требование об устранении недостатков, о допоставке товаров. Интересно то, что требование о взыскании договорных убытков не всегда является подтверждением. В чем смысл такого подхода? Суть в том, что у покупателя остается право как взыскать договорные убытки, так и оспорить сделку, и это расширяет права покупателя. Таким образом, если взыскать не удалось - все равно есть право оспорить сделку. После удовлетворения требования возможность оспорить теряется.

Принципиальным условием является то, чтобы поведение свидетельствовало о том, что подтверждающая сторона знала об основаниях оспаривания, т.е. знала о том, что ее обманывали.

Глава 2. Оздоровление ничтожных сделок за рубежом

Немецкая практика и доктрина дифференцирует ситуации в зависимости от того, знали ли обе стороны о ничтожности исполняемого договора, или только одна сторона.

Если одна сторона не знала о нарушении формы – ее интересы сопоставимы с целями для которых устанавливалась форма договора. Возражение о ничтожности недействительно лишь тогда, когда признание сделки ничтожной приведет к исключительно непереносимому результату. Однако критерий непереносимости результата признания сделки ничтожной не устроил юристов, по причине чего они выработали более определенные критерии для разрешения подобных дел:

1. Обман. В случае, если одна сторона обманывает другую о наличии в законе требования к форме договора - считается, что она ведет себя недобросовестно. Такое решение показывает, что обман подлежит большему упреку, чем небрежность, причем немецкая доктрина не выделяет предпринимательские отношения отдельно. Полагаю, что в предпринимательских отношениях сделка останется в силе, т.к. судьи будут обосновывать свое решение с учетом профессионализма предпринимателя.
2. Обязанность одной стороны предоставить справку о действительности договора является исключением из базового правила о том, что каждая сторона договора должна лично следить за соблюдением императивов к форме договора. Обязанность знать и проинформировать о правовом регулировании может следовать из формального статуса или из фактических обстоятельств [10, с. 319]. Бытует позиция, что степень недобросовестности обязанной стороны не настолько высока, чтобы рушить сделку, в силу чего доверившейся стороне полагается только возмещение убытков в связи с нарушением преддоговорной ответственности. Дело, которому суждено стать хрестоматийным: пожилой рабочий, собрав все свои сбережения (80 тысяч немецких марок), купил дом у общества, которое включило в договор следующее положение: «В целях экономии средств обе стороны отказываются от нотариального удостоверения настоящего договора, но признают его действительным». Суд решил, что последствия недействительности договора, предполагающие лишение пенсионера крыши над головой, будут исключительно неприемлемы^_.

Таким образом, немецкая доктрина в основном предлагает учитывать вину и характер убытков, понесенных доверившимся лицом. Практика признает значение и иных факторов, однако все они имеют значение только тогда, когда последствия ничтожности приведут к неприемлемому (непереносимому) результату.

Договор, нарушающий требование закона (знала/должна была знать только одна сторона), не всегда признается ничтожным. Ключевым является ответ на вопрос: необходимо ли для целей и смысла нарушенной нормы признавать договор ничтожным? Если цель законодательного запрета (в том числе превентивная цель) не может быть достигнута, то сделка может порождать юридические последствия, даже если закон направлен на защиту публичных интересов и интересов третьих лиц.

Что касается ситуации, когда обе стороны знали о нарушении закона, в целом воззрения правоприменителей и цивилистов сводятся к тому, что если стороны не воспользовались, например, определенной формой договора - апелляция к принципу добросовестности не уместна. Сторона, которая теперь страдает от недобросовестности контрагента, сама несет риск несоблюдения формы. 

Однако в случае, когда целью формы была защита от необдуманного вступления в договорные отношения, - практика не применяет последствия ничтожности договора, т.к. цель формы уже не может быть достигнута.

Глава 3. Подтверждение сделки в России

Идея законодательного закрепления института отразилась в пункте 5.1.4 Концепции развития гражданского законодательства в котором говорилось о том, что «действующее законодательство не предусматривает общих положений о возможности последующего подтверждения (одобрения) оспоримых сделок. Данный пробел должен быть восполнен».

Исходя из того, что пункт 2 статьи 166 ГК РФ посвящен оспорим сделкам - правило о подтверждении относится только к оспоримым сделкам.

Форма

Своей доктрины по этому поводу пока нет, поэтому пользуемся опытом наших зарубежных коллег. На основе того, что пункт 2 статьи 166 ГК РФ речь идет о поведении, из которого явствует воля на сохранение сделки, есть основания провести аналогию с доктриной подтверждения. Но подтверждение в немецком праве - это недвусмысленное поведение, которое исключает иное понимание этого поведения. Полагаю, что как и в Германии к поведению должны быть предъявлены высокие требования. Должно быть ясно, что сторона знает об основаниях оспаривания и желает сохранить сделку. В Германии это действие или устное выражение. Важно обратить внимание на то, что там принятие исполнения то не всегда является подтверждением, и обращение в суд с договорным требованием не признается подтверждением.

Если законодатель ничего конкретного не указал, можно предположить, что выражение воли может иметь любую форму: письменная, устная и конклюдентная. Уже сложившаяся на сегодняшний день практика по этой статье показывает, что подтверждением являются действия по исполнению договора (внесение оплаты, отрезка товаров, выполнение работ и услуг, подписание актов приемки и дополнительных соглашений и т.д.)

Если рассматривать подтверждение как сделку - то неизбежно нужно прийти к справедливому выводу о том, что подтверждение не считается состоявшимся, если имелся порок воли. Логичным выводом будет также то, что подтвердить сделку можно только после того, как исчезли деформирующие волю факторы.

Практически немаловажный вопрос - обязательно ли подтверждение должно быть адресовано контрагенту и им воспринято? То есть можно ли лишать сторону права на оспаривание, если она не демонстрировала другой стороне сделки свое поведение? Этот вопрос нужно решать по той же логике, по которой немецкие суды решают вопрос о том являлось ли действие подтверждением. Если иначе никак такие действия интерпретировать нельзя - то это подтверждение. Можно привести пример с арендатором, который использовал арендованное имущество только затем, чтобы большие убытки себе не причинить, но все это время «чувствовал себя обманутым». Тем более односторонняя сделка - это такая сделка, которая создает права и обязанности при условии наличия волеизъявления одного лица, это то, что отличает ее от договора. В зависимости от того является ли сделка односторонне-управомочивающей или односторонне-обязывающей решается вопрос о необходимости восприятия сделки другой стороной. Прийти к выводу об отсутствии необходимости восприятия другой стороной можно только в случае, если речь идет об односторонне-управомочивающей сделке. Таким образом, даже если ответчик не будет ссылаться на подтверждение, но суд выяснит, что истец заключил обеспечительную сделку, то он может отказать в оспаривании по своей инициативе. Применительно к последующему одобрению сделки ВАС РФ сформировал однозначную позицию, согласно которой одобрение не обязательно должно быть адресовано контрагенту[11]. Эту позицию можно экстраполировать на подтверждение, поскольку институты очень схожи.

Субъективная сторона подтверждения

Требуется ли, чтобы сторона, в момент подтверждения знала об основаниях оспаривания сделки? Верховный суд РФ в пункте 72 Постановления №25[12] отвечает на этот вопрос положительно. Однако необходимо разграничить незнание юридических и фактических оснований для оспаривания сделки. Российская практика презюмирует знание закона.

В немецком правопорядке требуется, чтобы поведение стороны, оспаривающей сделку, недвусмысленно свидетельствовало о том, что она знает о наличии основании для оспаривания.

Спорный вопрос

Гипотетически абзац 4 пункта 2 статьи 166 ГК может применяться не только непосредственно к сделкам в привычном понимании, но и к решениям собраний органов юридических лиц. Например, протокол общего собрания акционеров не был подписан председательствующим на собрании и секретарем собрания, что в соответствии с пунктом 2 статьи 181.2 и абзацем 4 пункта 1 статьи 181.4 ГК РФ ведет к оспоримости решения собрания. Акционеры не предпринимали попыток признать решение собрания недействительным в судебном порядке. Однако когда на последующем собрании было решено исключить одного акционера из общества по основаниям, предусмотренным абзацем 4 пункта 1 статьи 67 ГК, он обратился в суд с требованием признать прошлое решение недействительным. Есть мнение, что применение статьи 166 ГК в целях сохранения силы решения собрания юридического лица в данном случае было бы обоснованным.

Мы не можем согласиться с таким подходом. Как в данной ситуации акционеры подтвердили решение собрания? Тем, что сразу не оспорили его? В немецком праве существует институт утраты права в результате недобросовестной задержки его осуществления - verwirkung^_. В законе об акционерных обществах имеется срок давности на оспаривание, за рамками которого оспаривание уже не допускается, но нет определенного правила о немедленности оспаривания после того, как акционер узнал о сделке. Поэтому verwirkung как обоснование утраты права на оспаривание применяться не может.

Представляется важным осветить проблему, связанную с подтверждением сделки руководителем корпорации. Поскольку воля на совершение и на подтверждение сделки в корпорации включает волю акционеров (участников), то здравый смысл диктует то, что подтверждение сделки недобросовестным руководителем не должно блокировать право на оспаривание сделки акционерами. Такое решения является единственно верным для защиты корпорации от злоупотреблений со стороны руководителей. С другой стороны, если применять эстоппель (пункт 5 статьи 166 ГК РФ) - то главным является то, что и как  было воспринято другой стороной сделки, и внутренние отношения в корпорации не должны влиять на положение доверившейся стороны. Ведь юридическое лицо выступает в обороте как одно целое. Нужно признать, что в данном случае интересы акционеров превалируют над интересами доверившейся стороны.

Глава 4. Эстоппель в ничтожных сделках

Формулировка пункта 5 статьи 166 ГК РФ («Заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно, в частности если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки.») выглядит как текстуальное воплощение доктрины эстоппель. Идея эстоппеля ясна, и однажды была лаконично выражена судьей Альфредом Дэннингом: «Эстоппель – принцип правосудия и справедливости. Он заключается в следующем: когда человек, своими словами или действиями создает у другого впечатление о наличии определенного состояния дел, ему не позволено будет отказываться от этого, если это будет несправедливо»[13].  Пояснительная записка говорит: «Важной конкретизацией принципа добросовестности, закрепленного в статье 1 ГК, является норма пункта 5 статьи 166 ГК. Недобросовестными предлагается считать действия лица (прежде всего — стороны сделки), которое вело себя таким образом, что не возникало сомнений в том, что оно согласно со сделкой и намерено придерживаться ее условий, но впоследствии обратилось в суд с требованием о признании сделки недействительной». Никаких аргументов против такого сопоставления не находится.

Кроме того, в этом пункте, исходя из легальной формулировки, нашел воплощение принцип добросовестности, закрепленный в п.3 ст. 1 ГК РФ. Авторы пояснительной записки отождествляют эстоппель и добросовестность.  Эти два явления гармонично сосуществуют, однако отождествлять их было бы ошибочно. На самом деле, такой инструмент как эстоппель не учитывает субъективную сторону, в том и состоит его суть, он применяется, даже если сторона, создающая ожидание, вполне добросовестна. Он не всегда работает против недобросовестности, но всегда для защиты второй стороны. Это теоретическое измышление, однако, не влияет на практику, потому что очень сложно представить себе добросовестное противоречивое поведение. Столетия активного гражданского оборота показывают, что «создать впечатление о наличии определенного состояния дел» возможно как минимум небрежно или неосторожно, а это уже недобросовестно. Но если когда-нибудь найдется пример абсолютно добросовестного противоречивого поведения, то эстоппель будет работать и здесь, а принцип добросовестности нет. Таким образом, хотя это не синонимичные понятия в юриспруденции и у каждого свое содержание, объяснение пункта 5 статьи 166 ГК РФ через как через эстоппель и непротиворечивое поведение, так и через добросовестность не критично и не сущностно для дискуссий.

Также в научных статьях часто можно встретить слово «злоупотребление». Термин «злоупотребление» является тождественным по объему с термином «недобросовестное поведение», потому что абзац 1 пункта 1 статьи 10 ГК РФ говорит о том, что злоупотребление правом - это любое заведомо недобросовестное поведение. Представляется, что отсутствие термина «злоупотребление» ничего не изменило бы в раскрытии идеи, заложенной в пункте 5 статьи 166 ГК РФ.

Норма сформулирована как имеющая значение для судебного гражданского процесса и адресованная суду, но она все равно регулирует материальное право, а не процесс, ведь сторона не лишается процессуальных прав, но является обязанной исполнять договор до конца.

Возникает вопрос: в чем смысл этой нормы, если суд, следуя разъяснению ВАС в п.2 Постановления №57 должен констатировать ничтожность ex officio, вне зависимости от ссылки на это сторон. Конфликт можно разрешить, только если понимать, что конкретная возникшая ситуация включает в себя два пласта  отношений: отношения между сторонами и отношения сторон с государством. Ex officio суд признает сделку ничтожной, но далее при рассмотрении дела станет ясно, что обе стороны эту сделку исполняли, договорные требования можно удовлетворить и именно тогда заявление о ничтожности не имеет правового значения. Норма работает, когда отказ от удовлетворения договорных требований будет несправедлив с учетом того, что обе стороны договор исполняли. Может быть, более правильно звучала бы норма: «Суд не применяет последствия недействительности сделки, если одна из сторон вела себя недобросовестно, и применение последствий недействительности будет явно несправедливо». Толковать это положение можно еще как то, что суд не может применить последствия недействительности к несправедливой ситуации, несмотря на возражение о ничтожности. Недобросовестная сторона как бы не может указать суду на ничтожность, когда суд решил удовлетворить договорные требования из ничтожной сделки. В Германии логика судов именно такова. Они не объявляют сделку действительной, они просто удовлетворят договорные требования в случаях, когда иное (т. е. применение последствий ничтожности) было бы вопиющей несправедливостью.

Форма

В отношении формы пункт 5 статьи 166 ГК РФ говорит только, что поведение, которое дает основные полагаться. То есть это уже не сделка, выражающая волю стороны на отказ от оспаривания.

Проблема в соотношении пункта 2 и пункта 5 в том, что если оба этих пункта применимы к оспорим сделкам - то лишиться права на оспаривание можно не только подтверждением как сделкой, но также и созданием определенного образа, которое дает основание полагаться на контрагента. Такое толкование лишает пункт 2 статьи 166 всякого смысла, потому что даже если ненаправленное поведение лишает права на оспаривание, то подтверждение, имевшее недвусмысленную внешнюю форму (например, принятие путем выборки товара)  тем более поглощается пунктом 5. Пункт 5 статьи 166 более широк в плане тех действий, которые лишают сторону права на оспаривание.

Практический вопрос: на какую норму сошлется суд, если сторона заявляет о недействительности оспоримой сделки? Вариант:  законодатель  различил ситуации защиты и нападения. Пункт 2 предусмотрен для нападающего, а пункт 5 для обороняющегося. Тогда непонятно, как роль в процессе влияет на материальное право. Зачем устанавливать такие высокие стандарты подтверждение сделки в пункте 2 статьи 166 ГК РФ, если в пункте 5 статьи 166 ГК РФ уже никаких стандартов нет? Достаточно всего лишь, чтобы поведение давало основание полагаться. Для внесения правовой определенности необходимо поправить пункт 5 статьи 166 ГК РФ в части оспоримых сделок, или убрать пункт 2 статьи 166 ГК РФ, в зависимости от выбранных стандартов добросовестности.

Субъективная сторона

Должна ли сторона, которая рискует потерять право заявлять о ничтожности, знать, что сделка ничтожна? Закон дает ориентир, из которого можно вывести необходимость такой осведомленности, а именно словосочетание «действует недобросовестно». Недобросовестно - значит, что сторона знала о ничтожности, исполняла, и теперь, когда возник спор, недобросовестно заявляет о ничтожности. Второй вариант рассуждений: осведомленность не важна. Если сторона исполняет сделку, потом узнает о ничтожности и заявляет об этом в суде - это тоже недобросовестность. Немецкий правопорядок неоднозначен в этом вопросе, однако последние дела показывают, что генеральная позиция судов сводится к тому, что сделка будет признана ничтожной. Позиция такая: обе стороны (особенно та, что останется в проигрыше) брали на себя риск нарушения формы, а риск последующего недобросовестного поведения будет нести контрагент, который знал о нарушении формы, и знал, что в любой момент при малейшем конфликте другая сторона может завить о ничтожности. В общем, немецкий правопорядок занял очень интересную позицию: если стороны нарушают форму сделки, то они сами несут за это ответственность.

На мой взгляд оба варианта рассуждения приемлемы для практики, потому что не знать, исполнять и потом заявить о ничтожности тоже является недобросовестным поведением. И первое и второе недобросовестно. Допустим ли такой вывод для правоприменителя? Здесь нужно смотреть по составам ничтожности. В зависимости от того, кого ничтожность защищает.

Эстоппель в ничтожных сделках

Текст пункта 5 статьи 166 ГК РФ позволяет сделать вывод, что она предназначена как для оспоримых, так и для ничтожных сделок, что подтверждает и пояснительная записка.

Наибольший интерес вызывает вопрос применения эстоппеля в ничтожных сделках, т.к. эстоппель оказывается в непривычной для него среде публичных интересов.

ВАС РФ еще до внесения законодателем изменений в статью 166 ГК РФ уже использовал эстоппель или принцип добросовестности в ничтожных сделках, и самым известным делом является постановление Президиума ВАС РФ от 13.04.2010 №16996/09, в котором суд не применил последствия ничтожности договора страхования договорной ответственности (как противоречащий закону). Основной аргумент Президиума состоял в том, что страховщик злоупотреблял правом, т.к. будучи профессионалом на рынке страховых услуг, более осведомленным относительно законодательных ограничений в этой сфере, он заключил этот договор, и теперь ссылается на ничтожность условия об объекте страхования. Немецкие суды дифференцируют ситуацию в зависимости от того одна или обе стороны не знали о нарушении законодательного запрета. Если обе стороны знали и запрете и заключили договор - справедливость между сторонами не может стоять выше закона. Доминирующая позиция в доктрине заключается в том, что не может быть действительным противозаконный договор только потому, что стороны полагались на его исполнение другой стороной. В приведенном деле страхователем был экспедитор, которому тоже можно вменить знание законодательных ограничений, поэтому немецкий суд признал бы договор ничтожным со всеми вытекающими последствиями.

Критерии немецкой доктрины и практики ясны. Если обе стороны знали о ничтожности - применяются последствия ничтожности сделки.

Если о ничтожности знала (или должна была знать) только одна сторона, то можно не применять последствия ничтожности только в случаях, во-первых,  если иное приведет к неприемлемому результату. Практика судов выработала позицию, что результат  неприемлем, когда одна сторона ведет себя очевидно недобросовестно, или когда ущерб для другой стороны непомерно огромен. При этом неприемлемость наступает только в том случае, если через иные механизмы (неосновательное обогащение, деликтное право, culpa in contrahendo) справедливый результат не достижим.

Во-вторых, доктрина и суды солидарны в мнении, что если сторона обманула другую относительно законодательных требований, например к форме, то последствия ничтожности не применяются. Такое же решение, по мнению доктрины, справедливо в ситуациях, когда у одной из сторон была обязанность озаботиться соблюдением формы договора и проинформировать об этом другую сторону.

Заключение

Нормы статьи 166 ГК РФ безусловно сделают гражданский оборот более справедливым, если правоприменительная практика учтет все тонкости применения подтверждения и эстоппеля.

Самое главное, что нужно подчеркнуть в применении этих норм – следующее.

Во-первых, нормы абзаца 4 пункта 2 и пункта 5 статьи 166 ГК РФ не могут одновременно регулировать вопросы отказа в оспаривании сделки, т.к. подтверждение и эстоппель предъявляют разные требования к субъективной стороне. Таким образом, правоприменителю нужно выбрать одну из применимых норм. Либо это будет ссылка на подтверждение сделки стороной (п.2 ст.166 ГК РФ), либо на поведение (пункт 5 статьи 166 ГК РФ), создавшее впечатление (что нельзя оспорить как в случае подтверждения). Это создает неопределенность в правовом регулировании.

Во-вторых, в каждом конкретном деле с ничтожной сделкой необходимо сопоставлять принцип добросовестности и интересы публики или иные цели законодательного запрета. В случае с формой, как у немецких коллег, иногда стоит оставить сделку в силе и удовлетворить договорные требования. Стоит также иногда учитывать, обе стороны или одна знали о нарушении законодательного запрета. Учитывать все эти обстоятельства нужно в совокупности, т.к. только так можно достичь справедливости.

Список литературы:

1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 №51-ФЗ// Соб. Законодательства Рос. Федерации - №32.-Ст. 3301 – (ред. От 09.03.2021) . Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
2. Санфилиппо Ч. Курс римского частного права: учебник / Ч. Санфилиппо ; [пер. с итал. И.И. Маханькова] ; под общ. ред; Д.В. Дождева. – Москва: Норма, 2007. – 464 с.
3. Горохов, С.Д. Непоследовательное поведение контрагента. Когда это помешает ему оспорить сделку/ С.Д. Горохов // Арбитражная практика. -2015. - №3. – с.
4. Саримсоков Ф.В. Контрагент оспорил сделку. Как лишить его права на оспаривание, ссылаясь на подтверждение сделки /Ф.В. Саримсоков Ф.В. // Арбитражная практика.  - 2016. - №3. -
5. Ширвиндт А.М. Ссылка на ничтожность сделки как злоупотребление правом. Изобретение судов, закрепленное в законе / А.М. Ширвиндт А.М.// Арбитражная практика. - 2015. - №7.
6. Немчин М.С. Контрагент недобросовестно ссылается на ничтожность сделки. Как успешно защититься с помощью эстоппеля/ М.С. Немчин // Арбитражная практика. - 2016. - №4.    
7. Пояснительная записка к проекту федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации»
8. Гражданское уложение Германии" (ГГУ) от 18.08.1896 (ред. от 02.01.2002) (с изм. и доп. по 31.03.2013) Гражданское уложение Германии: Вводный закон к Гражданскому уложению. - 4-е изд., перераб.- М.: Инфотропик Медиа, 2015. С. 8-49, 1 - 715.
9. Cartwright J. Precontractual liability in European private law / J. Catwright, M. Hesselink. – Cambrige: Cambridge University Press, - 320 р. (стр. 319-320).
10. О некоторых вопросах практики применения статьи 183 Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс]: информационное письмо Президиума Высш. Арб. Суда Рос. Федерации от 23 октября 2000 г. № 57 // Вестник ВАС РФ. – 2000. – дек. - № 12. – СПС «КонсултантПлюс»
11. О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс]: постановление Пленума Верховного Суда Рос. Федерации от 23 июня 2015 г. № 25 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2015. – авг. - № 8. – СПС «КонсултантПлюс».
12. База актов английских судов. Дело Moorgate Mercantile Co. Ltd. V Twitchings [1976] https://simplestudying.com/moorgate-mercantile-v-twitchings-1977-ac-890/ дата обращения 02.06.2022