ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКА В ТЕОЛОГИИ «СМЕРТИ БОГА» Т. АЛЬТИЦЕРА

ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКА В ТЕОЛОГИИ «СМЕРТИ БОГА» Т. АЛЬТИЦЕРА

Простяков Сергей Станиславович

канд. филос. наук, доц., Сахалинский государственный университет,

РФ, г. Южно-Сахалинск

THE PROBLEM OF MAN IN THE “DEATH OF GOD” THEOLOGY OF Th. ALTIZER

Sergey Prostyakov

candidate of philosophical sciences, associate Professor, Sakhalin State University,

Russia, Yuzhno-Sakhalinsk

АННОТАЦИЯ

Автор статьи рассматривает проблему человека в работах Т. Альтицера – выдающегося представителя теологии «смерти Бога». Основная идея статьи заключается в том, что концепция «смерти Бога» Альтицера означает духовное освобождение человека в истории. Автор показывает, что этот тезис Альтицера основывается на идее инверсии классического христианского теизма в условиях «постхристианской» современной культуры.

ABSTRACT

The author of the paper views the problem of Man in the works of Thomas Altizer – a prominent representative of the «Death of God» theology. The main idea of the paper is that Altizer’s concept of the death of God means the spiritual liberation of man in history. The author shows that this Altizer’s thesis is based on the idea of inversion of the classical Christian theism in the conditions of postchristian modern culture.

Ключевые слова: теология «смерти Бога»; человек; история; христианский теизм; «постхристианская» культура.

Keywords: the «Death of God» theology; man, history; Christian theism; postchristian culture.

Возникновение в конце 60х годов ХХ века такого радикального течения в протестантизме как теология «смерти Бога» (американский теологический модернизм – Т. Альтицер, Г. Ваханян, Х.Кокс, П. Ван-Бурен, У. Гамильтон) явилось выражением глубокого кризиса традиционного христианского теизма и означало кардинальное переобоснование сложившихся в христианской традиции представлений о человеке. Действительно, исходная мировоззренческая установка американского теологического модернизма, определяемая стремлением найти Бога внутри культурно-исторического мира, предполагала и принципиально новый способ осмысления связи Бога и человека. Но этот способ определялся теперь уже не «вертикальной» оптикой, заданной традиционным метафизическим мышлением с его неизменным дуализмом (трансцендентное - имманентное, божественное - мирское, вечность - время), а оптикой «горизонтальной», признающей лишь посюстороннюю реальность и исключающую трансцендентное в качестве бытийного и ценностного основания существования человека. Безусловно, что такая мировоззренческая позиция вполне соответствует духу постклассического философского мышления и обнаруживает известную близость воззрениям Ф. Ницше и М. Хайдеггера, в творчестве которых была отчетливо высвечена тема конца метафизики.

При этом следует отметить, что среди представителей теологии «смерти Бога» в наиболее радикальной форме отмеченная позиция нашла отражение в работах Томаса Альтицера (1927 – 2018) – самого яркого выразителя основных идей американского теологического модернизма.  

Очевидно, что в радикальном «христианском атеизме Альтицера, идейным стержнем которого стал концепт «смерти Бога», принципиальное значение имеет проблема человека и аутентичности его бытия в условиях современной постхристианской культуры. Именно антропологическое переосмысление дихотомии Бог – человек стало определяющим принципом теолого-философских воззрений американского мыслителя. Исходный тезис Альтицера как теоретика теологического модернизма состоит в признании смерти Бога классического христианского теизма и «исторической христианской церкви» [2, p. 26]. В оценке Альтицера классический христианский теизм, осмысливающий Бога в контексте таких его сущностных атрибутов как «трансцендентность», «вечность», «абсолютность», этим самым отрицает ценность человека. Причем, связывая указанные атрибуты с такими характеристиками как «неподвижность» и «безразличие», Альтицер приходит к утверждению о том, что Бог классического христианского теизма – это «враг развития и жизни», который «подавляет и угнетает человеческую личность» [4, p. 82].

И поэтому конституирование аутентичной формы бытия человека мыслилась Альтицером как смерть Бога классического христианского теизма. Таким образом, смерть Бога – с одной стороны, и духовная автономия человека – с другой, представляется корректным рассматривать как два взаимосвязанных основания воззрений Альтицера, каждое из которых выступает как необходимое условие в отношении другого. И здесь важно указать на то обстоятельство, что значительное влияние на взгляды Альтицера оказали такие мыслители как Ф. Ницше, с его программой «переоценки ценностей» и идеей «смерти Бога», а также протестантский теолог Д. Бонхеффер, обосновавший концепцию «совершеннолетия человека», содержащей в себе идею «безрелигиозного христианства».

Однако в отличие от Ницше и Бонхеффера автономный субъект у Альтицера не разрывает своей связи с Богом, но осуществляет ее в иной, отличной от классического христианского теизма форме. И для обоснования этой иной формы связи божественного и человеческого, Альтицер реинтерпретирует христианскую доктрину Воплощения, смысл которой американский мыслитель истолковывает как присутствие Бога во всех творческих проявлениях деятельности человека и его социальной активности, проникнутой «энергией и жизнью» [4, p. 76]. Это означает переход трансцендентного Бога в свое иное, имманентное бытие, что есть его диалектическое самоотрицание, воплощающееся как богочеловеческая, исторически развивающая реальность, направленная к своему полному имманентному осуществлению.

Таким образом истолковываемая доктрина воплощения предстает у Альтицера как выражение сущности христианства, взятого в его подлинной уникальности. Что же касается самой сути понимания Альтицером связи трансцендентного и имманентного, божественного и мирского, то здесь следует признать решающее влияние Гегеля. Сам Альтицер признает, что Гегель явился первым философом, в интерпретации которого воплощение – это смерть «исключительно трансцендентного Бога», переходящего в свое имманентное иное. Поэтому Гегель первым стал понимать Бога в его подлинной уникальности [3, p. 71, 78]. В связи с этим невозможно не заметить, что Альтицер интерпретирует Гегеля через призму своей теолого-философской концепции, обосновывающей феноменологию божественного как диалектический процесс слияния духа и плоти.

Задаваясь вопросом об экзистенциальном основании подлинного бытия человека, Альтицер приходит к убеждению, что таковым является «эсхатологическая вера» в воплощенного безличного Бога, который присутствует во всех исторически развивающихся ценностных формах социокультурной деятельности человека.

Отсюда ясно, что в заданном смысловом контексте аутентичность бытия человека понимается как приобщение к Богу посредством ценностно значимой социальной и культурной деятельности, что представляет собой исторически развивающийся процесс смерти Бога, то есть самоотрицания трансцендентного в имманентное, божественного в мирское.

Вместе с тем концептуальное содержание «смерти Бога» как смыслообразующего концепта Альтицера существенно отличается от «смерти Бога» как постмодернистской метафоры. Если, следуя Гегелю, Альтицер обосновывает смерть Бога как его воплощение в своем ином, или как кенотический процесс слияния духа и плоти, божественного и человеческого, то в концепциях постмодернистских теоретиков смерть Бога понимается как его несуществование, отсутствие, что связано с представлением о том, что смерть Бога «утрачивает всю свою мощь» [9, p. IX]. Но аутентичное бытие человека мыслится Альтицером исключительно в единстве с этой «мощью» присутствия Бога, что явно противоречит тому смыслу, который заключает в себе «смерть Бога» как метафора постмодернистской парадигмы. Но при этом следует признать, что влияние Альтицера на постмодернистское религиозное мышление столь значительно, что в современной оценке он предстаёт как «пророк постмодернистской теологии» [8, p. 1].

Как видно из рассмотрения теолого-философских построений Альтицера, невозможно не признать их явную пантеистическую тенденцию. Однако классический пантеизм спинозовского типа, с его онтологической универсальной детерминацией и отрицанием свободы воли человека, логически приводил к оправданию зла в исторических действиях людей. И это явно противоречило воззрениям Альтицера, отделявшим бытие Бога от существования зла. Кроме того, классический пантеизм не принимался Альтицером и потому, что он не давал возможности осмыслить место Христа во всемирной истории. Альтицер же, напротив, истолковывая теологический смысл исторического процесса, утверждает, что история – это процесс тотального воплощения Христа. И вместе с тем отмеченное критическое неприятие сочеталось у Альтицера с высокой оценкой «истинного теологического атеизма» Спинозы, в котором американский мыслитель видит близкую своим воззрениям «инверсию западного понимания бытия» [6, p. 116].

Альтицер отвергает также и христианского доктрину провиденциализма, которая фатально оправдывает «мрак и ужас» истории и низводит человека до роли слепого орудия божественного плана [5, p. 19-21]. И в этом отношении можно утверждать, что отрицание провиденциализма стало одной из определяющих тенденций современной религиозной историософии что, например, видно на примере оригинальных теолого-философских концепций таких видных представителей протестантской «теологии кризиса» как  Р. Нибур (1892 – 1971) [См.: 7, p. 38, 140], и П. Тиллих (1886 – 1965) [См.: 1. с. 282].

Отвергая классический пантеизм и христианскую доктрину провиденциализма как несовместимые с концепцией аутентичного бытия человека, Альтицер понимает богочеловеческие отношения как развивающиеся вне каких-либо форм принудительной каузальности, ставящих человека в несвободное зависимое положение.

Американский теолог убежден в том, подлинное бытие человека, определяемое, как отмечалось ранее, истинной эсхатологической верой, означает направленность сознания в будущее, к эсхатологическому концу кенотического процесса смерти трансцендентного Бога. Ценность будущего мыслится Альтицером в единстве с признанием ценности настоящего и диалектическим отрицанием прошлого теологии и исторической христианской церкви. Как и Ницше, Альтицер утверждает, что сознание, обращенное исключительно к ценности прошлого есть «знак заката Запада» [2, p. 30]. В своем отрицании ценности прошлого Альтицер исходит из идеи конца «старого эона» западной истории, который рассматривается мыслителем как длительный период влияния христианской церковной традиции и классического теизма. Поэтому Альтицер был убежден в том, что в современном историко-культурном контексте подлинность человеческого бытия возможна лишь как освобождение сознания человека от влияния полностью исчерпавшего себя прошлого.

Итак, проблема аутентичности бытия человека осмысливается Альтицером в контексте радикального переобоснования теолого-философских принципов традиционного христианского мировоззрения, что можно рассматривать как инверсию классического христианского теизма. При этом обоснование аутентичности бытия человека в контексте отмеченной инверсивной логики дополняется у Альтицера оригинально интерпретируемой идеей Вечного Возвращения Ницше. Основное содержание этой идеи передается мотивом постоянного возобновления жизни в каждом моменте настоящего. Известно, что мировоззренческая направленность этой ницшеанской идеи определялась программой переоценки ценностей и отрицанием классической метафизики. В таком концептуальном ракурсе трансцендентное представало как иллюзорное заблуждение, фикция и, следовательно, в оценке Ницше оно лишалось своей прежней роли онтологического и ценностного основания бытия человека. И поскольку мир в ницшеанской философии жизни утрачивает свою метафизическую «вертикальную» центрированность, то это означает, что сам центр присутствует в каждом настоящем моменте имманентной действительности и, следовательно, человек, освобожденный от подавляющей идеи трансцендентной божественной реальности, конституирует свое бытие в каждом моменте возвращающегося настоящего.

В связи с этим становится объяснимым обращение Альтицера к идее Вечного Возвращения Ницше и ее переосмысление с позиций стержневых установок теологии «смерти Бога», так как это позволяло концептуализировать онтологическую ценность настоящего как экзистенциально значимого временного модуса бытия человека. Каждый настоящий момент, или каждое сейчас имманентной действительности в понимании Альтицера – это тотально воплощающийся Бог, то есть «эсхатологическое явление Христа» [4, p. 117]. И, следовательно, каждый момент настоящего как ценностно значимый феномен общества, культуры и истории, мыслится Альтицером как присутствие божественного в человеческом.

Таким образом, в идейном наследии наиболее известного представителя теологического модернизма духовное самоопределение человека и обретение им подлинности своего бытия в современном историко-культурном контексте возможно лишь на основе эсхатологической веры в феномен смерти Бога как исторического события. Это означает, что активное участие человека в ценностно значимой социокультурной деятельности понимается Альтицером как соединение человека в каждый момент настоящего с воплощающимся в своем имманентном бытии Богом. И сам процесс этого воплощения, или смерти трансцендентного Бога направлен к эсхатологической цели своего полного имманентного осуществления.

Список литературы:

1. Тиллих П. Систематическое богословие. Т.1, СПб.: РХГИ, 1998.
2. Altizer Th. J. America and the Future of Theology // Radical Theology and the Death of God by Th. Altizer and W. Hamilton. L. 1968.
3. Altizer Th. J. Hegel and the Christian God // Journal of the American Academy of Religion. Vol. 59. №1
4. Altizer Th. J. The Gospel of Christian Atheism. Philadelphia, 1966.
5. Altizer Th. J. The Holocaust and the Theology of the Death of God // The Death of God movement and the Holocaust. Westport, CT: Greenwood, 1999.
6. Altizer Th. J. Theology and the Death of God // Radical Theology and the Death of God by Th. Altizer and W. Hamilton. L. 1968.
7. Niebuhr R. Faith and History. N.Y., 1949.
8. Raschke C. Rending the Veil of the Temple // Thinking through the Death of God. N.Y.: State University of New York, 2004.
9. Shroeder B. Forward to a Future Thinking // Thinking through the Death of God. N.Y.: State University of New York, 2004.