АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СУБСИДИАРНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ КОНТРОЛИРУЮЩИХ ДОЛЖНИКА ЛИЦ В БАНКРОТСТВЕ В РОССИИ И ДОКТРИНА СНЯТИЯ КОРПОРАТИВНОЙ ВУАЛИ

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СУБСИДИАРНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ КОНТРОЛИРУЮЩИХ ДОЛЖНИКА ЛИЦ В БАНКРОТСТВЕ В РОССИИ И ДОКТРИНА СНЯТИЯ КОРПОРАТИВНОЙ ВУАЛИ

Смирнова Светлана Денисовна

студент, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации,

РФ, г. Владимир

ACTUAL PROBLEMS OF SUBSIDIARY LIABILITY OF PERSONS CONTROLLING THE DEBTOR IN BANKRUPTCY IN RUSSIA AND THE DOCTRINE OF REMOVING THE CORPORATE VEIL

Svetlana Smirnova

Student of RANEPA under the President of the Russian Federation,

Russia, Vladimir

АННОТАЦИЯ

В настоящей статье раскрываются проблемы института субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц в банкротстве в России и его соотношение с зарубежной доктриной снятия корпоративной вуали. Раскрывается конструкция юридического лица (корпорации). Анализируется история института субсидиарной ответственности, правовое регулирование. Формулируются актуальные проблемы и вырабатываются практические рекомендации по разрешению обозначенных проблем.

ABSTRACT

This article reveals the problems of the institution of subsidiary liability of persons controlling the debtor in bankruptcy in Russia and its relationship with the foreign doctrine of removing the corporate veil. The construction of a legal entity (corporation) is revealed. The article analyzes the history of the institute of subsidiary liability, legal regulation. Actual problems are formulated and practical recommendations are developed to resolve the identified problems.

Ключевые слова: корпоративное право, корпорация, юридическое лицо, конструкция юридического лица, контролирующее должника лицо, снятие корпоративной вуали, субсидиарная ответственность.

Keywords: corporate law, corporation, legal entity, construction of a legal entity, the person controlling the debtor, removal of the corporate veil, subsidiary liability.

В ходе производств по делам о банкротстве юридических лиц в России всё чаще подаются заявления о привлечении контролирующих должника лиц (далее по тексту – КДЛ) к субсидиарной ответственности. Если в 2019 году было подано 6103 заявлений, за в 2021 году зафиксировано 6835 заявлений. Увеличивается и количество судебных актов, которыми заявления о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности удовлетворены. Если 2019 году были удовлетворены 41% указанных заявлений, в 2021 году уже 46% [1]. Несмотря на совершенствование указанного института, он имеет доктринальные проблемы, о чем неоднократно писал А. В. Егоров в своих работах. С учетом широкой практики применения указанного института, необходимо выявить эти проблемы, выработать практические рекомендации в целях привлечения научной дискуссии к исследуемому вопросу.

Субсидиарная ответственность происходит от «subsidium» (с лат. – помощь). В римском праве субсидиарная ответственность являлась акцессорным обязательством «adpromissio». Правовая природа указанного института не изменилась. Субсидиарная ответственность является фундаментальным институтом российского гражданского права и подразумевает дополнительную ответственность субъектов гражданских правоотношений в случае, когда основной должник не исполнил обязательство либо его исполнение не представляется возможным.

Институт субсидиарной ответственности в банкротстве в России является «неудачным эквивалентом западной доктрины снятия корпоративного покрова», - о чем пишут в своей статье К.А. Усачева и А.В. Егоров [2, с. 1]. Он имеет место как в странах с прецедентной системой права, так и странах романо-германской правовой семьи.

В основу института положена доктрина о самостоятельной юридической личности – корпорации. Корпорация является независимым и самостоятельным субъектом гражданских правоотношений, который «самостоятельно приобретает гражданские права и создает обязанности, формирует и выражает вовне свою внутреннюю волю, обладает иными качествами участника гражданского оборота» [3, с. 32]. Не допускается создание корпорации с целью использования её в качестве инструмента для достижения личных преступных целей, не связанных с осуществлением законной хозяйственной деятельности. Между тем корпорация является «юридической фикцией» [4, с. 23], о чем писал в своё время К.Ф. Савиньи, что позволяет использовать термин конструкция. Возвращаясь к доктрине снятия корпоративной вуали, следует отметить, что она позволяет пренебречь конструкцией юридического лица, так как действия учредителя направлены на использование корпорации в своих личных преступных целях. В данном случае, «говорят о необходимости снятия так называемой «корпоративной вуали»» [5, с. 211].

Что касается российского правопорядка, то в 1995 году в Гражданском кодексе Российской Федерации появился пункт 3 статьи 56, в которой впервые закреплена возможность привлечения к субсидиарной ответственности по обязательствам должника, если несостоятельность последнего была вызвана действиями КДЛ. В 1996 году в пункте 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 6, Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ № 8 от 01.07.1996 даны важнейшие разъяснения по вопросам привлечения учредителей (участников) и директоров к субсидиарной ответственности [6]. Так, субсидиарная ответственность не наступала за бездействие.

В 1998 году вступил в силу новый закон о банкротстве от 08.01.1998 № 6-ФЗ, в котором расширен перечень оснований и круг лиц, к которым могла быть применена субсидиарная ответственность. Новый закон предусматривал два вида ответственности, которая наступала за несвоевременное обращение с заявлением о банкротстве, либо за преднамеренное банкротство.

Вместе с тем, ст. 10 Закона 1998 г. продолжала обязывать арбитражного управляющего доказывать наличие умысла в доведении организации до банкротства. Таким образом, наличие одной только вины было недостаточно для привлечения КДЛ к ответственности, что подтверждается, существовавшей в тот период судебной практикой (Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 14.10.2002 № Ф04/3800-349а/А81-2002, Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 11.08.2004 № А05-13914/03-23).

В первоначальных редакциях нового закона о банкротстве от 26.10.2002 №127-ФЗ отсутствовали принципиально новые законоположения о субсидиарной ответственности. Поэтому судебная практика не претерпела существенных изменений, и только в исключительных случаях вышестоящие суды решались отойти от устоявшегося подхода (см. Постановление ФАС Московского округа от 01.04.2009 г. по делу N А40-41229/07-86-131). Новым импульсом к реформированию Закона о банкротстве стал экономический кризис 2008 года. Проблема отсутствия эффективного механизма защиты кредиторов на фоне последствий экономического кризиса побудила законодателя принять «переломные» Федеральные законы от 30.12.2008 № 296-ФЗ и от 28.04.2009 № 73-ФЗ, которыми были внесены существенные изменения. Результатом реформирования стало четкое определение обстоятельств, при которых вина КДЛ в доведении до банкротства презюмируется; на заявителей возложено бремя по доказыванию обстоятельств, что именно отсутствие или искажение документов бухгалтерского учета привело к существенным затруднениям при проведении процедур в банкротстве.

Реформа субсидиарной ответственности подошла к логическому завершению принятием Федерального закона от 29.07.2017 № 266-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях». Нормы, регулирующие механизм привлечения к субсидиарной ответственности, были выделены в самостоятельную главу III.2. В свою очередь, Пленум Верховного Суда РФ в кратчайшие сроки подготовил разъяснения в отношении новой главы в Постановление от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее – Постановление ВС РФ №53).

В Законе о банкротстве закреплено, что «под контролирующим должника лицом понимается физическое или юридическое лицо, имеющее либо имевшее не более чем за три года, предшествующих возникновению признаков банкротства, а также после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий.» [7].

Законодателем определены формы полномочий, через которые может достигаться возможность определять действия должника. Существенным обстоятельством, с помощью которого может достигаться возможность определять действия является наличие руководящих полномочий, полученных как на законных, так и незаконных основаниях, с помощью которых лицо могло самостоятельно принимать решения от имени должника либо существенно влиять на их принятие. Следует отметить, что заинтересованность КДЛ (в аспекте ст.19 Закона о банкротстве) может быть не только юридической, но и фактической.

Довольно важным является наличие презумпций признания лица контролирующим. Пока не доказано иное, предполагается, что лицо КДЛ, если являлось единоличным исполнительным органом, членом исполнительного органа должника, ликвидатором, членом ликвидационной комиссии; имело право самостоятельно либо совместно с заинтересованными лицами распоряжаться пятьюдесятью и более процентами голосующих акций (доли участия) должника, либо имело право избирать (назначать) единоличный исполнительный орган; извлекало выгоду из незаконного поведения единоличного исполнительного органа.

Законом предусмотрены два основания для привлечения КДЛ к субсидиарной ответственности: за невозможность полного погашения требований кредиторов и за неподачу (несвоевременную подачу) заявления о банкротстве. В случае невозможности полного погашения требований кредиторов, контролирующее должника лицо несёт субсидиарную ответственность по обязательствам должника. Законом установлены презумпции, которые являются опровержимыми. КДЛ не подлежит привлечению к субсидиарной ответственности в случае, если оно действовало добросовестно и разумно, в соответствии с обычаями гражданского оборота, в интересах должника, его учредителей и кредиторов. При этом данное лицо обязано доказать, что данные действия предотвратили возникновение более крупного ущерба. Представляется, что подобное распределение бремени доказывания является эффективным на практике в спорах о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности, когда последние в своих интересах раскрывают суду и сторонам действительную причину несостоятельности юридического лица и истинные мотивы определенных действий иных КДЛ.

Вторым основанием для привлечения к субсидиарной ответственности является неподача (несвоевременная подача) заявления о банкротстве юридического лица. Так, неисполнение обязанности по подаче заявления должника в арбитражный суд влечет за собой субсидиарную ответственность соответствующих лиц на сумму долга, возникшего у юридического лица после наступления объективного банкротства. Понятие объективного банкротства неоднократно раскрывается в практике Верховного Суда РФ, в частности в Постановление ВС РФ №53. С момента наступления указанного условия заявление о банкротстве должно быть подано в течение 1 месяца. Рассуждая о приведенных понятиях, Е.Д. Суворов указывал, что, «по существу, это и есть те разновидности экономического состояния должника, которые принимаются во внимание законодателем для введения специального режима расчетов с кредиторами, составляющего основную цель существования и применения банкротных процедур» [8, с. 22]. Следует отметить, что законодатель исходит из того, что добросовестный и разумный руководитель при возникновении признаков банкротства обратится с соответствующим заявлением о банкротстве.

Сложно переоценить значение института субсидиарной ответственности КДЛ для российского правопорядка и экономики. Особого внимания заслуживают проблемы правового регулирования и практики применения данного института. Существенной проблемой института субсидиарной ответственности КДЛ является несовершенство теоретической и правовой основ института. Существует системное противоречие между выбранной законодателем конструкцией субсидиарной ответственности при банкротстве и общими началами гражданского права. Российский институт субсидиарной ответственности, как ранее отмечалось, является аналогом зарубежного института снятия корпоративной вуали. Доктрина снятия корпоративной вуали применяется в отношении владельцев (владельца) юридического лица – учредителя, который фактически использовал конструкцию юридического лица для достижения личных, зачастую преступных целей. Применение субсидиарной ответственности к участникам юридического лица противоречит принципу ограниченной ответственности, а к «членам исполнительных органов – ввиду специфики выполняемых ими функций по управлению юридическим лицом, относящихся к деятельности по приложению усилий, а не достижению результата» [9, с. 40]. При этом возложение такой ответственности осуществляется в крайнем случае, когда правоприменитель отрицает юридическую самостоятельность корпорации как субъекта гражданских правоотношений.

Таким образом, прикрытие «корпоративной вуалью» означает создание юридического лица лишь для видимости с целью уклонения от ответственности реальных выгодоприобретателей. В этом случае компания фактически не осуществляет самостоятельной деятельности, а используется для достижения личных целей «теневых» субъектов. В англо-саксонской правовой системе выявление таких лиц, осуществляется посредством концепции «снятия корпоративной вуали», а основанием для привлечения к субсидиарной ответственности служит отрицание самостоятельности юридического лица.

В свою очередь, в отечественном праве субсидиарный должник (КДЛ) принуждается к погашению чужого долга (долга юридического лица) в качестве санкции за свои противоправные действия (бездействия), указанные в гл. III.2 Закона о банкротстве, независимо от того осуществлял ли он контроль за деятельностью организации публично, либо тайно. Что касается субсидиарной ответственности членов исполнительного органа юридического лица важно понимать, что директор – это представитель компании, т.е. имущества, обособленного для реализации самостоятельной цели (извлечение прибыли). Представитель в данном случае выполняет управленческие задачи, то есть действует не в личных интересах, а в интересах лиц, обособивших имущество. Директор не может своими действиями отрицать самостоятельность юридического лица, поскольку не использует право на создание и деятельность самостоятельного субъекта. Совершая противоправные действия при исполнении своих фидуциарных обязанностей, директор наносит вред не кредиторам должника, а самому должнику, следовательно, привлекать такое лицо к субсидиарной ответственности нелогично. Поэтому в подобной ситуации на директора должна быть возложена обязанность возместить причиненные убытки именно должнику.

Развивая мысль о правовой природе субсидиарной ответственности в процедурах банкротства, отметим, что в Постановлении № 53 Верховный Суд РФ исходит из того, что субсидиарная ответственность за невозможность полного погашения требований кредиторов является по своей природе деликтной. Однако Суворов Е. Д. придерживается иного подхода, согласно которому «у субсидиарной ответственности имеется иная природа, которая не позволяет рассматривать такую ответственность ни как часть деликтной ответственности, ни как альтернативу ей» [10, с. 45].

С определением правовой природы субсидиарной ответственности при банкротстве связана проблема, которая заключается в квалификации оснований возникновения отношений субсидиарной ответственности и, тем самым, применимых принципов, общих начал и норм общегражданского законодательства. Как отмечалось ранее, привлечение к деликтной ответственности невозможно без выявления причинно-следственной связи. Стало быть, в нашем случае причинно-следственная связь заключается в том, что недостаточность имущества должника и невозможность удовлетворения требований кредиторов в полном объеме обуславливаются действиями (бездействиями) КДЛ, указанными в ст. 61.11 Закона о банкротстве. Сформулированная презумпция некорректна, поскольку «для этого требуется использование двух взаимосвязанных юридических фактов, при доказанности суду одного из них второй – предполагается» [11, с. 452]. В данном случае, было бы разумнее предусмотреть презумпцию вины в случае, если доказано причинение вреда КДЛ.

Причинно-следственная связь не может рассматриваться в отрыве от неправомерных действий (бездействий). Однако не совсем понятно, какие именно действия (бездействия) становятся основанием для признания КДЛ - делинквентом. Из содержания ст. 1064 ГК РФ следует, что деликтная ответственность наступает за вред, причиненный неправомерными действиями, в свою очередь, вред, наступивший вследствие правомерных действий, подлежит возмещению в случаях, предусмотренных законом. Поскольку в нашей ситуации специальный закон отсутствует, будем считать, что субсидиарная ответственность наступает именно за неправомерные действия. Толкование Закона о банкротстве позволяет выяснить, что неправомерными действиями (бездействиями) применительно к ст. 61.11 будут являться такие действия (бездействия), которые привели к недостаточности имущества должника и невозможности, в связи с этим, удовлетворить требования кредиторов. В то же время эта парадигма применима далеко не ко всем ситуациям. Недостаточность имущества – это в каком-то смысле конечный результат стечения обстоятельств, в котором, так или иначе, был задействован КДЛ. Следовательно, недостаточность имущества сама по себе не свидетельствует о том, что она была вызвана именно действиями КДЛ, указанными в ст. 61.11 Закона о банкротстве.

В отечественной науке высказывается мнение, что «поведение контролирующих лиц следует квалифицировать, как злоупотребление правом, которое в теории гражданского права обычно рассматривают как особый тип гражданского правонарушения» [12, с. 4]. Однако автор считает, что злоупотребление правом нельзя признавать в качестве правонарушения, поскольку в основе любого правонарушения лежит противоправность. Злоупотребление правом, как таковое, не связано с нарушением каких-либо законодательных норм и, скорее всего, является самостоятельным видом правового поведения. Запрет, установленный п. 1 ст. 10 ГК РФ, не конкретен и не сопровождается конкретными составами правонарушений. Таким образом, сопоставление злоупотребления правом и неправомерных действий (бездействий) несостоятельно, поскольку не соответствует принципу правой определенности.

На сегодняшний день практически в каждом деле о банкротстве юридического лица подается заявление о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности и всё чаще суд удовлетворяет эти заявления, руководствуясь неверными предпосылками ответственности учредителя и исполнительного органа по долгам организации. В итоге, из «исключительного механизма» восстановления прав кредиторов данный институт превратился в стандартный и повсеместно применяемый, что не может не влиять на стабильность гражданского оборота и развитие бизнеса в таких масштабах с использованием конструкции юридического лица.

Резюмируя, наиболее актуальными проблемами правового регулирования института субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц являются: несовершенство и внутренняя противоречивость института субсидиарной ответственности КДЛ; смешение правовой природы институтов субсидиарной ответственности КДЛ и убытков; демотивация субъектов гражданских правоотношений осуществления предпринимательской деятельности в связи с большим риском привлечения к субсидиарной ответственности.

Законодателю следует исходить из необходимости обеспечения правовой определенности. Представляется очевидным, что разграничение соответствующих видов ответственности контролирующих должника лиц и иных лиц, действия (бездействие) которых причинили вред должнику и его кредиторам, должно быть положено в основу.

В выбранной законодателем модели имеется фундаментальное противоречие, которое отражает с одной стороны недопустимость возложения на учредителя ответственности по долгам юридического лица (основополагающий принцип корпоративного права), а с другой стороны ломает эту концепцию, возлагая на учредителя ответственность по долгам корпорации, а в случае с единоличным исполнительным органом, принуждая к погашению чужой задолженности.

Как отмечалось ранее, институт субсидиарной ответственности КДЛ является аналогом зарубежной доктрины снятия корпоративной вуали, которая при нарушении корпоративной структуры должника, использования самой абстрактной конструкции юридического лица для своих личных преступных целей, позволяет суду отрицать самостоятельность юридического лица как субъекта правоотношений. С учетом того, что действующее правовое регулирование основано на том же принципе ограничения ответственности учредителя по долгам компании, следует заменить действующий институт субсидиарной ответственности на институт, допускающий возможность отрицания самостоятельности юридического лица в случаях, когда учредитель (участник) юридического лица использовал (создавал) его для достижения своих преступных целей, не связанных с осуществлением предпринимательской деятельности.

Предлагается внести следующие изменения в статьи Закона о банкротстве о субсидиарной ответственности КДЛ. Субсидиарная ответственность в виде обязательства должна применяться к лицам, осуществляющим конечное (скрытое) бенефициарное владение за деятельностью юридического лица и злоупотребившим правом на создание самостоятельного субъекта правоотношений, поскольку созданная ими организация не обладает автономией воли при реализации своей цели и не является конечным выгодоприобретателем. В то же время к лицам, публично осуществляющим контроль за деятельностью юридического лица, за противоправные действия (бездействия) в отношении должника, стоит применять правила о возмещении убытков, что применительно к рассматриваемой ситуации лучше соответствует компенсационной природе гражданской ответственности, конституционно-правовым принципам определенности и справедливости. Поясним, что в нормативных правовых актах не содержится определение «конечного (скрытого) бенефициара». Содержание этого определения раскрывается в Определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 15 февраля 2018 г. N 302-ЭС14-1472(4,5,7) по делу N А33-1677/2013 [13]. Согласно данному Определению установить наличие статуса конечного (скрытого) бенефициара возможно при наличии следующих обстоятельств. Во-первых, конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, не заинтересован в раскрытии своего статуса контролирующего лица. Наоборот, он обычно скрывает наличие возможности оказания влияния на должника. Его отношения с подконтрольным обществом не регламентированы какими-либо нормативными или локальными актами, которые бы устанавливали соответствующие правила, стандарты поведения. Во-вторых, о наличии подконтрольности, в частности, могли свидетельствовать следующие обстоятельства: действия названных субъектов синхронны в отсутствие к тому объективных экономических причин; они противоречат экономическим интересам должника и одновременно ведут к существенному приросту имущества лица, привлекаемого к ответственности; данные действия не могли иметь место ни при каких иных обстоятельствах, кроме как при наличии подчиненности одного другому и т.д.

Таким образом, предлагается изложить п.1 ст.61.11 Закона о банкротстве в следующей редакции: «Если полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий и (или) бездействия конечного (скрытого) бенефициара, такое лицо несет субсидиарную ответственность по обязательствам должника». При этом к КДЛ, не являющимся конечными (скрытыми) бенефициарами, могут применяться нормы, предусмотренные ст. 53.1 ГК РФ, о возмещении убытков, причиненных юридическому лицу.

В свою очередь, из текста Закона о банкротстве должна быть исключена ст.61.12. Ответственность за неподачу (несвоевременную подачу) заявления должника не должна выходить за рамки п.5 ст.14.13 КоАП РФ. Этот вывод обусловлен тем, что вред, причиняемый должнику и его кредитором несвоевременной подачей заявления, является скорее абстрактным (вмененным) нежели реальным. Эти предложения во взаимосвязи с принципом ограниченной ответственности станут гарантией для КДЛ, осуществляющих публичной контроль за деятельностью должника. Мало кто отрицает фундаментальную противоречивость выбранной законодателем модели ответственности КДЛ, однако фундаментальная неточность приводит к правовым последствиям, которые на первый взгляд не представляются значительными. Ведь, действительно, в чем разница, какой институт будет использовать правоприменитель для возложения на виновных лиц гражданско-правовой ответственности за неправомерные действия? Цель восстановления нарушенных прав кредиторов будет достигаться, а формальные неточности не являются существенными. Автор придерживается иной точки зрения, согласно которой основополагающим элементом правовой системы государства является система права, которая является совокупностью правовых элементов, которые лишь во взаимосвязи и гармоничном взаимодействии друг с другом позволяют наиболее эффективно регулировать общественные отношения. При этом все элементы должны занимать своё место, соответствовать своему содержанию. В противном случае, когда форма (субсидиарная ответственность КДЛ) не соответствует своему содержанию (ответственность учредителей за использование юридического лица в своих преступных целях), говорить об эффективном совершенствовании данного института с соблюдением баланса интересов субъектов бизнеса и кредиторов не приходится.

С учетом изложенного, совершенствование института субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц является объективной необходимостью. На данный момент имеет место дисбаланс прав контролирующих должника лиц и кредиторов должника. Отсутствие данного баланса приводит к неправильному рассмотрению и разрешению дел и нарушению прав какой-либо из сторон. Разработанные рекомендации позволят наиболее эффективно разрешить указанные проблемы, обеспечив баланс интересов должника, кредиторов и общества. При этом, разработанные положения не являются исчерпывающими. Многие вопросы были и будут предметом научных дискуссий, что безусловно является положительной тенденцией в развитии институтов несостоятельности (банкротства).

Список литературы:

1. Статистический бюллетень Федресурса по банкротству на 31 декабря 2021 года: Единый федеральный реестр юридически значимых сведений о фактах деятельности юридических лиц, индивидуальных предпринимателей и иных субъектов экономической деятельности: http://bankrot.fedresurs.ru/. (дата обращения: 08.01.2022).
2. Усачева К.А., Егоров А.В. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства – неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративного покрова // Вестник ВАС РФ. 2013, № 12, C.6-61.
3. Збарацкая Л.А. Организационное единство в системе обязательных признаков юридического лица: дис. … канд. юрид. наук: 12.00.03 / Л.А. Збарацкая. - Хабаровск, 2003. - 205 с.
4. Штукин А.Н. Проблема сущности юридического лица // Новый юридический вестник.  2020, № 10 (24), С.21-25.
5. Спирина Т.А. «Снятие корпоративной вуали» через механизм привлечения к субсидиарной ответственности в рамках дела о банкротстве // Вестник Пермского университета. 2014, № 1 (23), С.211-218.
6. О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации: Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 6, Пленума ВАС РФ № 8 от 01.07.1996 (ред. от 25.12.2018) // Российская газета. № 152. 13.08.1996.
7. О несостоятельности (банкротстве): Федеральный закон от 26.10.2002 №127-ФЗ (ред. от 30.12.2021) // Собрание законодательства РФ. 2002. № 43. ст. 4190.
8. Суворов Е.Д. К вопросу о понятии банкротства // Lex russica. 2020, №11, С.21-34.
9. Покровский С.С. Эволюция и проблемы правового регулирования гражданской ответственности за банкротство // Закон. 2018, № 7, С. 40-49.
10. Суворов Е.Д. К вопросу о правовой природе субсидиарной ответственности по обязательствам несостоятельного должника за доведение до банкротства // Законы России: опыт, анализ, практика. 2018, № 7, С.42-49.
11. Сахнова Т.В. Курс гражданского процесса. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2014. – 782 с.
12. Шишмарева Т.П. Основания и условия привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих должника и иных лиц в процедурах несостоятельности (банкротства) // Законы России: опыт, анализ, практика. 2018, № 7, С.3-8.
13. Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 15.02.2018. № 302-ЭС14-1472(4,5,7) по делу № А33-1677/2013 // Консультант Плюс: справочно-правовая система. (дата обращения: 08.02.2022).