КОПИНГ-МЕХАНИЗМЫ В ДЕТСКО-ЮНОШЕСКОЙ ПРОЗЕ XXI ВЕКА

КОПИНГ-МЕХАНИЗМЫ В ДЕТСКО-ЮНОШЕСКОЙ ПРОЗЕ XXI ВЕКА

Ахметзянова Эльвина Илнаровна

Божкова Галина Николаевна

Шабалина Надежда Николаевна

Шабалина Ирина Геннадьевна

Введение. Постоянная необходимость к адаптации в той или иной переживаемой стрессовой ситуации стала причиной популяризации углубленного изучения механизмов совладания. Исследованиям копинг-стратегий с точки зрения медицины, психологии уделено большое внимание, однако рассмотрением данной темы в междисциплинарной области психологии и литературы занимались не так много учёных.

В ходе работы нами было выделено несколько исследований в этом направлении. В основном, это изучение литературы как фактора формирования тех или иных копинг-реакций. К таким исследованиям относятся труд Д.М. Задоля и Ю.П. Санникова «Фольклор и его роль в генезисе стратегий совладания (на примере сказки)[3]». Авторы не просто изучают фольклор как фактор развития копинг-механизмов, но и рассматривают их предпочтение в повседневной жизни. Междисциплинарным является и исследование Т. Тремеван и К.Т. Стронгмана «Как справиться со страхом в раннем детстве: сравнение вымысла с реальностью» [21]. Учёные анализируют наличие в иллюстрированных книгах изображения копинг-стратегий. Они выделяют три вида реакций: изменение объективной ситуации, адаптация к объективным условиям и дистанциирование, то есть отсутствие каких-либо действий. Самым частым и эффективным, по мнению учёных, является второй вид.

Исландский учёный Л.Д. Мичелсен, анализируя архетип сироты в произведениях детско-юношеской прозы (Дж. К. Роулинг серия книг о Гарри Поттере и Дж. М. Барри «Питер и Венди»), обращает внимание на то, к каким способам совладания обращаются главные герои в борьбе со сложившимися стрессовыми ситуациями из-за отсутствия родителей [18]. Л.Л. Давыденко в своём труде «Литературные примеры копинг-стратегий» [2] рассматривает механизмы совладания, выделенные Р. Лазарусом и С. Фолькманом,  на примере таких литературных произведений, как «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, «Старый дом» Г.Х. Андерсена, «Миф о Сизифе» А. Камю, «Барышня-крестьянка» А.С. Пушкина, «Джейн Эйр» Ш. Бронте и «Дегуманизация искусства» Х. Ортега-и-Гассета.

Таким образом, все исследования, касающиеся области соприкосновения литературы и копинга, направлены на изучение литературных произведений прошедших столетий, множество из которых отражают изучения произведений XX века, и нет ни одного посвящённого анализу механизмов совладания с ситуацией, возникшей по причине болезни или недуга, на материале современной детско-юношеской прозы.

Отсюда, цель нашего исследования заключается в том, чтобы выявить основные виды копинга, применяемые детскими образами для адаптации к своей болезни или недугу в современной детско-юношеской литературе.

Исходя из поставленной цели, были выделены следующие задачи исследования:

1) изучить, систематизировать теоретический материал по исследуемой проблеме;

2) рассмотреть классификации копинг-стратегий, предлагаемые разными исследователями;

3) проанализировать особенности творческого метода писателей при изображении ими способов борьбы со сложившимися объективными условиями жизни для литературных образов;

4) выделить виды механизмов совладания, изображённых авторами при создании детского образа.

Исследование включает следующие этапы работы и комплекс методов:

1. Анализ отечественных и зарубежных публикаций по проблеме применения копинг-механизмов и проблеме междисциплинарного изучения копинг-стратегий в области психологии и литературы. Благодаря теоретическому методу были разобраны классификации механизмов совладания, предлагаемые разными исследователями. Так же анализ позволил убедиться в том, что нет исследований, посвященных подобной теме на материале современной детско-юношеской литературы.

2. Выборка текстов. Нами выбраныпроизведения современной детско-юношеской прозы, освещающие детские недуги и способы борьбы детей со сложившимися из-за этих недугов объективными ситуациями. Общий объём выборки составил 4современных произведения.

3. Интерпретация произведений современных художественных текстов. Качественный образно-тематический анализ позволил рассмотреть механизмы, реакции, к которым прибегают дети в попытке совладать со своей болезнью или своим недугом.

Теоретическое обоснование поставленной проблемы

Американский писатель, статистик, Нассим Николас Талеб в своих научных трудах обращал внимание на существование двух различных категорий явлений и процессов. К первой - он отнёс процессы, разрушающиеся под воздействием переменчивых, случайных и непредсказуемых сил – он назвал их хрупкими. Во вторую были включены такие процессы и явления, которые имеют обратные свойства – под влиянием различных стрессоров они становятся лучше. Он назвал их антихрупкими. Весь труд исследователя посвящён важности умения извлекать положительное, выгоды из явлений, что причиняют вред и ведут к разрушению [12].

При работе с людьми, страдающими от стрессов, различных недугов, доктора, психологи так же придерживаются позиции о необходимости для пациентов умения совладать со сложившейся в их жизни ситуацией. Любой пациент заинтересован в обретении психического равновесия, ослаблении и устранении болезненных расстройств, эффективной адаптации к жизни с болезнью, в случае если она приобретёт хронический характер, оптимальном приспособлении к требованиям лечения. По этой причине, способы совладания могут быть разными, однако не всегда положительно влияющими на саму личность. Учёными были выделены множество реакций, стратегий, действий, к которым прибегают люди с недугами, желая адаптироваться к новой жизни – копинг.

Понятие «coping» происходит от английского слова “cope” и переводится как «совладать», «справляться». Копинг – психические процессы и поведение личности, направленные на преодоление и переживание стрессовых (кризисных) ситуаций, особенно психосоциального характера[1].

Кроме того, очень часто происходит смешение таких терминов, как копинг-реакция, копинг-стратегия и копинг-поведение. Опираясь на труды российских и зарубежных исследователей, мы сочли за необходимость следующим образом разграничить данные понятия:

Копинг-реакция – начальный этап копинг-процесса, представляющий собой отношение к сложившейся стрессовой ситуации индивида, чаще бессознательное, сопровождающееся эмоционально-поведенческими реакциями различного характера и степени интенсивности[5].

Копинг-стратегия – возникающая вследствие когнитивных процессов стратегии сосуществования с трудностями и урегулирования взаимоотношений с окружающей средой, то есть осознанные варианты бессознательных психологических защит[10].

Копинг-поведение – это деятельность личности по поддержанию или сохранению балансамежду требованиями среды и собственными ресурсами, удовлетворяющими эти требования. Это способ, которым индивидуум переживает стресс или ответ на стресс[5].

Отсюда, копинг-реакция, копинг-стратегия и копинг-поведение в совокупности представляют собой копинг-процесс или копинг-механизм, основная цель которого выработать копинг-поведение, чтобы преодолеть стрессовую ситуацию, устранить психологический дискомфорт и найти эмоциональную устойчивость[5].

К данной теме начали обращаться ещё в начале XX века. Однако сам термин «coping» в психологической литературе появился лишь в 1962 году. Первым его употребил Л. Мёрфи, исследуя способы преодоления детьми кризисных ситуаций, связанных с их возрастными изменениями[19].

В отечественной психологии об этой теме впервые заговорили Н.А. Сирота и В.М. Ялтонский, заложившие основы понимания копингового поведения и процессов, связанных с формированием копинг-стратегий. В дальнейшем частично укрепилось синонимичное понятию «копинг» понятие «совладание»[13].

Одними из первых С. Фолькман и Р. Лазарус в 1988 году разработали свой список копинг-процессов, к которым прибегают люди в разнообразных стрессовых ситуациях. Он стал основой для последующего развития исследований в этом направлении. Выделенные ими восемь шкал методики основываются на проблемно-фокусированном и эмоционально-фокусированном копинге, некоторые из них касаются не только взрослых людей, но и детей в том числе. К ним относятся:

1. Конфронтация – попытки разрешения проблемы не всегда целенаправленной поведенческой активностью.

2. Дистанцирование – решение проблемы путём субъективного снижения её значимости и степени эмоциональной вовлеченности в неё.

3. Самоконтроль – стремление к самообладанию путём целенаправленного сдерживания и подавления эмоций.

4. Поиск социальной поддержки – попытки личности решить проблему путём привлечения социальных ресурсов, эмоциональной и действенной поддержки.

5. Принятие на себя ответственности не только в возникновении, но и в решении проблемы, которая чаще сопровождается самообвинением и самокритикой.

6. Бегство-избегание, которое предполагает попытки личности преодолеть трудности за счёт уклонения от них, например, фантазирование, отвлечение, отрицание проблемы и т.п.

7. Планирование решения проблемы – целенаправленный анализ ситуации и дальнейшего поведения, планирование и выработка стратегий для адаптации к реальности.

8. Положительная переоценка ситуации, связанная с рассмотрением её как стимула для личностного роста[16].

В 1989 году учёные Ч.С. Карвер, М.Ф. Шайер и Д.К. Вайнтрауб выделили 14 механизмов: активное совладание, планирование, подавление конкурирующей деятельности, сдержанность, поиск социальной поддержки по инструментальным причинам, поиск социальной поддержки по эмоциональным причинам, позитивная реинтерпретация и рост, принятие, обращение к религии, проявление эмоций, отказ, поведенческая отстраненность, умственная отстраненность, алкогольно-наркотическое разъединение[15]. В отличие от предшествующих учёных они придерживались мнения, что те или иные личностные характеристики предрасполагают людей определённым образом справляться с трудностями, отсюда к числу влияющих личностных черт относят оптимизм и пессимизм, самооценку, выносливость, тревожность и т.п.

Такого же мнения придерживаются и Ж. Байден и Д. Мэнн, исследовавшие копинг-стратегии, применяемые детьми. Они считают, что на устойчивость детской личности в большей мере оказывают влияние такие факторы, как возраст, темперамент, чувство юмора, память, мышление, перцептивные способности и т.п. [14]. Эти защитные факторы в значительной степени формируют стратегии, которые используются детьми для управления стрессовыми ситуациями и защиты себя от болезненных переживаний. Учёные определили, что дети в качестве копинг-стратегий чаще выбирают активную деятельность, положительное переосмысление ситуации. Однако самым главным для детей, подверженным тем или иным стрессам из-за недуга, остаётся поиск социальной поддержки в семье, среди сверстников, в школе, в литературных произведениях.

Разделяют мнение учёных и Д.А. Караччоло [4], М. Проктор [8], которые занимаются изучением оказания социальной поддержки больным детям с помощью художественной литературы.

П. Костаи Р.Р. Маккрей выделяли 27 механизмов, которые включали в себя и вышеупомянутые, и такие, как настойчивость, фатализм, седация, юмор и другие. Исходя из исследований, эффективность копинг-механизмов учёные определили в следующем отношении: к числу наиболее эффективных относятся такие механизмы, как уход в религию, положительное переосмысление ситуации и поиск социальной помощи, а самыми неэффективными – самообвинение, нерешительность и враждебная реакция [17].

Копинг-механизмы героев современной детско-юношеской прозы

Мы при анализе художественных текстов будем в основном опираться на классификацию копинг-механизмов С. Фолькмана и Р. Лазаруса, потому что она является классической, обширной и той, на которую опираются все ученые, работавшие по данному направлению. Однако, при необходимости уточнения в тех или иных случаях, считаем верным обратиться и к классификациям других исследователей.

В качестве материала для исследования копинг-стратегий больных детских образов в современной детско-юношеской прозе нами были выбраны произведения «Заяц на взлётной полосе» Ю. Симбирской, «Выдуманный жучок» Ю. Кузнецовой и «Правдивая история Федерико Рафинелли» А. Соя и «Чудо» Р.Дж.Паласио.

В повести Юлии Симбирской «Заяц на взлётной полосе»[9]мы встречаемся как с психологическими (газлайтинг), так и физическими недугами (синдром Дауна, аллергия). У героя с синдромом Дауна, Чан По, копинг-процесс основан больше на стихийных и бессознательных реакциях. Как таковых мыслительных действий со стороны мальчика автор не предоставляет. Скорее это мотивировано тем, что он ещё маленький и не до конца понимает, что отличается от других детей. Однако одно он уже осознаёт ясно: ему нужна поддержка, друзья. Поэтому механизм поиска социальной поддержки реализуется через косвенный вид психологизма, который представляют собой копинг-поведение. Во-первых, это карпалистический код. Все жесты мальчика носят коммуникативный характер: «его цепкая рука исследовала собачью морду, указательный палец прицелился и аккуратно нажал на мокрый нос Бо»[9, с.27]; «прилег рядом с Бо и приложил ухо к его боку»[Там же, с. 27]; «мальчик улыбался и не собирался уходить»[Там же, с. 27]. Во-вторых, это соундальный код, который полно реализуется в данной главе. Единственным способом связи с другими для мальчика были звуки («Ээээ, — сказал мальчик, улыбнулся и добавил еще какие-то звуки»[Там же, с. 27]). Таким образом, автор показывает читателям: его герой не мог получить понимания и поддержки от взрослых потому, что не говорил с ними на одном языке. Его мир – это мир звуков, о чём свидетельствует наполненность главы соундальным кодом: гудение, хохот, шепот, рычание, звуки того, как постояльцам выдали ключи, грохот чемоданов. Мама мальчика говорит, лепечет, только на «знакомом, понятном девушке, языке»[9, с.28], а не сыну. Следовательно, вот причина, по которой «маленький, круглолицый мальчик»[9, с.27] смог наладить своеобразную связь с собакой Бо – он единственный, кто вообще общался с ним.

Его копинг-реакции до знакомства с собакой и во время тактильного общения с ней, о которых свидетельствует суммарно-обозначающий вид психологизма, остаются положительными, однако это не копинг-стратегия, по которой Чан по решил следовать, чтобы справиться с ситуацией, ведь все действия ребёнка, в силу его возраста, остаются бессознательными: увидев её, он был безумно рад, что даже, не испугавшись, подошёл к ней («…смотрел на Бо, улыбаясь. Он прекрасно слышал гудение, но совсем не боялся»[9, с.27], «его круглое личико сияло»[Там же, с. 27]). Решение взрослых разлучить мальчика с собакой Бо погружает его в стрессовую ситуацию, реакция на которую уже отрицательная. Здесь копинг-поведение, которое раскрывается с помощью жестов героя, высказывает его возмущение: «тот плакал, протестовал и рвался снова под собачий бок»[9, с.28]. Взрослые ворвались в мир мальчика и пытаются оторвать его от единственного, кто вообще смог оказать ему ту социальную поддержку, которую он искал и понял его. На этом история мальчика Чан По обрывается и читателю неизвестна дальнейшая его судьба.

Зато на страницах произведения мы наблюдаем за жизнью другой героини, Саши, и застаём её в трёх разных возрастных периодах: в семь лет, в тринадцать и двадцать пять. Она страдает от психологических недугов, которые вызваны отсутствием родительского тепла, понимания. Будучи беззащитным ребенком, она стала жертвой газлайтинга. Отсюда, пытаясь побороть стресс, вызванный отсутствием родительской любви, в качестве копинг-процесса девушка выбирает механизм принятия ответственности на себя. Происходит это на бессознательном уровне и вызвано положением, в котором она находится: положением психологической жертвы. Героине стыдно за свои просьбы, за своё желание, чтобы родители обратили на неё внимание, о чём свидетельствуют симптоматические жесты («Саша стояла, опустив голову, и разглядывала завитушки на ковре»[9, с.107]) и линейный внутренний монолог («мама «вкалывает». Как ей в голову пришло просить встречать ее, взрослую семилетнюю девицу, из музыкальной школы?»[Там же, с. 107]). Во взрослой жизни данный копинг-механизм реализуется так же с помощью линейного внутреннего монолога («и главное — не виновата. Как же? Должна быть виновата, должна! Получить по заслугам, потому что только за большую вину можно вот так наказать»[9, с.151]), симптоматических жестах («Саша теребила застежку на спортивной кофте»[9, с.38]; «закрывала ладонями лицо»[9, с.123]), помимо этого через суммарно-обозначающий вид психологизма («у нее задергалось правое веко и зашумело в ушах»[9, с.38], «Саша чувствовала, что сходит с ума»[9, с.123]). В борьбе со стрессом, она ищет социальной поддержки. В детстве находит в дружбе с мальчиком Аристархом и с его дедушкой, однако «расписание у Саши и Арика совпадало до самой весны»[9, с.108]- как мы понимаем, далее дружба не сложилась. В 13 лет последствием газлайтинга для девочки становятся панические атаки: «металась по комнате, тряслась в беззвучных рыданиях и сипела»[9, с.149]. Здесь мы снова встречаемся с копинг-механизмом поиска социальной поддержки. Её поведение основано на бессознательной копинг-стратегии. Ищет помощи и поддержки она у матери, о чём свидетельствуют её симптоматические жесты («она кинулась к матери, обхватила за шею, как кидаются в отчаянии в окно»[9, с.150]), ищет у врача («Саша зачем-то рассказала неврологу, как ей трудно ждать маму»[9, с.150]). Однако, мама сообщает, чтобы дочь прекратила, ведь ей не нужны «пустые истерики»[Там же, с. 150], да и психиатров только не хватало, «потом не отмоешься»[9, с.151]; врач лишь выписал ей капли. Девушка впервые сталкивается с тем, что не все окружающие люди готовы помощь, если родители от этого давно отказались. Все составляющие копинга: и копинг-реакция, и копинг-стратегия, и копинг-поведение – представляют собой анализ, переработку прошлого опыта, даже если это бессознательная реакция, стратегия и поведение. Поэтому, в данном случае, оставаясь рефлекторной, копинг-стратегия всё же опирается на прошлый опыт, однако остаётся нереализованной, что в дальнейшем проявится через негативную реакцию по отношении к своей матери: «За что ты ненавидишь меня?»[9, с.151]- заявляет девушка, будучи уже студенткой. И третий период жизни, в котором мы застаём девушку - она замужем, у неё маленькая дочь. Однако, несмотря на создание собственной семьи, излечение психологического недуга и реабилитация не последовали. В семье она вновь сталкивается с газлайтингом, которое сопровождается семейными насилием («когда он первый раз ударил Сашу по лицу, у нее тут же пошла кровь из губы»[9, с.158]), однако и здесь продолжает работать на бессознательном уровне копинг-механизм принятия ответственности на себя, что выражается через её «натренированную окружающими» реакцию: «Просто губы были сильно обветрены, и тонкая кожа сразу лопнула. Сила удара тут ни при чем. Пальцем ткни — и готово»[9, с.158]. Девушка вновь обращается к копинг-механизму поиска социальной поддержки, что на этот раз уже реализуется как обдуманная стратегия, однако«жесткая отповедь, которую получила в ответ» от родителей  «быстро вернула ее на место, в знакомое с детства состояние — сама виновата»[9, с.87]. Понимая, что данная стратегия снова остаётся нереализованной, она прибегает к другому механизму – бегству: «она решила двигаться, точнее — летать»[9, с.24]. Саша оказывается в гостях у старичка по имени Роберт. И лишь встреча с ним вновь возвращает девушке веру в то, что выбранная стратегия вполне может себя реализовать. Однако, какой бы ни была реакция девушки, какое бы не было поведение, согласно выбранной стратегии, Саша полностью избавиться от безусловного механизма принятия ответственности на себя не смогла и любое её поведение, действия, слова всегда сопровождались подтекстом «сама виновата». Как бы девушка не старалась оставаться сильной, бесстрашной, она понимает свою усталость, трусость и разочарованность. Раскрывают истинное состояние героини её линейные внутренние монологи («Может, не летать уже никуда, а просто остаться в аэропорту? Сесть на пол и не двигаться, пока ноги не затекут. А лучше лечь»[9, с.22]; «Можно, конечно, попроситься в приют. Там, наверное, выделят комнату и будут кормить, проведут медосмотр. Докатилась!»[9, с.88]).

По «стопам» матери идёт маленькая дочь Саши, Мия и осознаёт необходимость подобного бегства. Однако в силу своего возраста, она обращается к механизму бегства в свои фантазии, который выделяли в своих исследованиях С.Фолькман и Р.Лазарус. Видя взаимоотношения в семье, девочка сама оказывается подвержена газлайтингу и своего рода насилию. Реакция на газлайтинг у девочки аналогичная матери: ей «стыдно за все свои глупости: за попытки вскарабкаться на папу, за шалости с едой»[9, с.50]. Реакцию девочки на насилие в семье мы точно указать не можем, так как узнаём о нём из уст матери («он чуть не задушил Мию»[9, с.39]; «Отпусти! Ты задушишь ее!»[9, с.16]), через карпалистику отца («он часто брал ее на руки, прижимал к себе так сильно, что хрустели косточки»[Там же, с. 16]; «но папина тяжелая рука лежала у нее на затылке, не отпускала, не давала отстраниться и глотнуть воздуха»[Там же, с. 16]). Для решения сложившейся ситуации девочка обращается к такому копинг-механизму, как планирование решения проблемы, который так же был указан С. Фолькманом и Р. Лазарусом. Она строит свою стратегию, которая носит частично бессознательный характер, так как представляет собой так же обращение к такому механизму, как бегство в фантазию, которое мотивирована, в первую очередь, её возрастом: в папу вселился злой монстр – Грак, которого должна одолеть соседка добрая колдунья. Этот монстр «управляет папой, как будто нажимает кнопки на пульте. Тыц-тыц — и папа кричит, тыц-тыц — и папа толкает маму»[9, с.79]. Она, принимая желаемое за действительное, верит в возможность излечить его («ведь папа просто должен выпить зелье из крошечной бутылочки, и тогда Грак внутри него умрет, а папа станет навсегда добрый и хороший»[9, с.160]). Она выбирает активную деятельность – механизм, который был выделен Ж. Байденом и Д. Мэнном и начинает поиски «волшебного зелья».

В описании способов борьбы маленькой девочки со сложившейся ситуацией огромная роль отделена прямому психологизму, а именно линейному виду внутреннего монолога и прямой речи. Причиной тому желание автора показать, что в столь юном возрасте девочка уже размышляет, думает серьёзно, а не живёт только стихийным поведением.

В не менее сложной и страшной ситуации оказывается герой произведения Антона Соя «Правдивая история Федерико Рафинелли»[11] - Федя-Федерико. Он страдает от диспраксии, тотальной аллопеции, последствием которого для мальчика выступают его внешние дефекты в виде красного большого носа и отсутствия бровей, ресниц и волос на голове. Причиной страданий мальчика стало жестокое отношение родителей («его родители придумывали всё новые иновые изощрённые варианты падений для любимого сына»[11, с.11]). Ребёнок, наряду с другими питомцами цирка злых уродов, стал для них очередным подневольным цирковым животным, с помощью которого можно реализовывать свои коммерческие цели.

Далее мы узнаем, что постоянные стрессы, издевательства со стороны родителей, насмешки со стороны зрителей изнурили ребёнка. Переживаемое сильно повлияло на психику мальчика, что отражается в тех отрицательных копинг-реакциях, которые возникают рефлекторно. Во-первых, через линейный внутренний монолог: Федя ненавидит свою внешность («они же специально напоминают мне каждый день рождения, что я лысый урод и никому, кроме них, не нужен»[11, с.13]; «я всего лишь фрик из бродячего цирка, и такому, как я, самое место тут, среди уродов»[Там же, с. 13]). Он постоянно грустит, плачет от боли, о чём мы узнаём благодаря суммарно-обозначающему виду психологизма и карпалистики героя: «Федя тоже плакал. Только от боли и обиды»[11, с.11]; «Он кричал от боли, ругался, обижался»[Там же, с. 11]; «Федя тогда не стал смеяться. Он почему-то вообще никогда не смеялся»[11, с.14]. Мотив сна упоминается лишь вскользь, однако читатель понимает, что во снах мальчик был счастлив, «он сам умел смеяться и делал это исключительно от радости»[11, с.15]. Копинг-реакция так же проявляется во внутренних монологах героя, в которых представлены размышления о том, какие ужасные у него родители («Не могут же родители так измываться над собственным ребёнком. Или могут?»[11, с.13]), мальчик в мыслях перебирает различные копинг-стратегии: и бегство («допустим, я сбегу отсюда, кому я нужен в нормальном мире? Всем этим людям, которые смеются надо мной на представлениях? Вряд ли»[Там же, с. 13]), и попытка оправдать жестокость взрослых («Ну вот что это за родители? — в очередной раз с ужасом прокручивал в  голове Федя свою историю.  — Неплохо было бы сделать генетическую экспертизу, про которую рассказывал всезнайка Пиня»[11, с.14]), и положительную переоценку ситуации («в цирковой жизни были и реальные плюсы.<…>личный фургончик <…> всё время путешествовал, знал кучу языков и повидал столько чудес»[11, с. 13]). Единственный способ решения проблемы мальчик видит в исчезновении родителей. К счастью, отрицательные чувства остаются на уровне копинг-реакций.

В его жизни есть и положительные эмоции, которые связаны с такой копинг-стратегией, как поиск социальной поддержки. Данный механизм сопровождает героя на протяжении всего произведения и реализует себя в полной мере в дружбе с девочкой по имени Надира. Реакция Федерико рядом с девушкой отличается: он искренне удивляется её личности, ему нравится находится рядом с ней и просто «им было хорошо друг с другом»[11, с.53]. Несмотря на то, что его поведение часто нестандартное и копинг-реакции героя отличаются от классических реакций, но они всегда основаны на поиске дружбы, внимания и понимания среди сверстников. Именно поэтому Федя выбирает стратегию поиска социальной поддержки среди детей, которые смогли бы ему стать друзьями. К примеру, он попытался привлечь внимание детей Люнебурга, которые отнеслись к его выступлению равнодушно, сидя в своих гаджетах: он отобрал у них смартфоны и начал ими жонглировать. Это не понравилось не только детям, но и взрослым, которые в случае чего «к материальным потерям не были готовы»[11, с.20-21]. По этой причине копинг-стратегия, являющаяся скорее бессознательной, чем запланированной и продуманной не смогла в полной мере реализовать себя.

Точно так же, выбранные стратегии и поведения отличаются от реакций у девочки Нади, друга Федерико, который смог не только своей дружбой и любовью излечить недуги мальчика, но и реабилитироваться сама. Надира - девочка с гетерохромией, за что окружающие её возненавидели, скорее даже испугались «одноглазой ведьмы». Копинг-реакция девочки тоже отрицательная: она боится саму себя («И потом, вдруг я действительно кого-нибудь сглажу во сне?»[11, с.73], «сама себя боюсь.Может, я и правда ведьма»[11, с.103]). Однако копинг-поведение девушки отличается от реакции: она не согласна с обвинениями в свой адрес («Они боятся моего «дурного» глаза, хотя дурные как раз они, и заставляют меня носить эту повязку. Представляешь? И это мракобесие происходит в двадцать первом веке!»[11, с.31]), поэтому всяческий пытается внушить обществу и, в первую очередь себе, что она бесстрашна и что окружающие никак её не волнуют, о чём сообщают её симптоматические и коммуникативные жесты: «распихав детей, она протиснулась в круг к Феде»[11, с.21], «подала ему руку»[Там же, с. 21], «не обращая внимания на неё и на остальных разочарованно гудящих детей, вывела из их тесного круга ничего не понимающего Федю»[11, с.23].Она выстраивает свою стратегию: отличаться от других, стать тем самым человеком, которого в ней видит её окружение. Исходя из этой стратегии она выбирает себе своеобразное, подчёркивающее созданный образ, копинг-поведение. Выражается это через портретные зарисовки:юная героиня выбирает всё то, что критикуется и отвергается обществом: «на ней было чёрное бархатное платье, из-под которого торчали разноцветные чулки  — чёрный и синий, а на них — красные кеды»[11, с.21]. Разноцветные чулки и красные кеды демонстрируют внутренний бунт девочки, до которого никому нет и дела; карпалистику героини («диковинная парочка шла под большим чёрным зонтом, который Надя сняла с плеча и раскрыла, как только они вышли из ратуши под палящее солнце»[11, с.26].Однако истинное отношение девочки к окружающим, раскрытое благодаря копинг-реакции героини, показывает её беззащитность. К примеру, следующие строки: «вот видишь, — расстроилась Надя, — опять меня во всём обвинили»[11, с.72], «Привыкла, — тяжело вздохнула девочка»[11, с.73], «Какой же ты противный, отвратительный дурак! — в сердцах крикнула Надя»[11, с.57] одному из детей Люнебурга, Робу.

По ходу развития сюжета, мы понимаем, что она так же на бессознательном уровне всё же прибегает к такому механизму, как поиск социальной поддержки у окружающих. Однако родителей у девочки нет, бабушка не смогла поддержать героиню, сверстники из Люнебурга вынудили её носить повязку на глазу, стать странной, поэтому как способ решения проблемы данный механизм на сознательном уровне она даже не рассматривает. Девушка, выбирая активную деятельность (по Ж. Байдену и Д. Мэнну[14]), выстраивает свою стратегию совладания с ситуацией, а точнее физическое отстранение (С. Фолькман и Р. Лазарус[16]) из неё, то есть бегство из родного города: «Ненавижу эту дыру! Всегда мечтала сбежать из неё»[11, с.26].Достичь своей цели ей удаётся благодаря дружбе с таким же странным, как и она сама, мальчиком - Федей-Федерико – они вместе сбегают из города и открывают свой «Добрый цирк чудес Феди Рафинелли».

Совершает бегство в виртуальную реальность и герой из повести «Выдуманный Жучок»[6] Юлии Кузнецовой – Максим. Мальчик оказался в больнице совсем один, родители его слишком заняты, чтобы приглядывать за сыном. На отсутствие родителей ребёнок никак не реагирует – он привык. В качестве копинг-механизма для борьбы с ситуацией одиночества, со своим нахождением в стенах больницы выбирая бегство из реальной действительности, мальчик полностью погружается в компьютерную игру: «Жалко, что я живу в жизни, а не в компьютерной игре»[6, с.28]. Далее герой сталкивается со смертью друга и вновь детский организм оказывается в стрессовой ситуации. Изначально мы узнаём про копинг-поведение Максима, которое, скорее всего, мотивировано неожиданностью произошедшего, поэтому носит стихийный характер: мальчик выбросил в окно свой гаджет. Бессознательные копинг-реакции мальчика выражаются через косвенный вид психологизма, а именно, жесты героя: «садится на скамейку и закрывает лицо руками»[6, с.29], «рыдает – громко, басом[Там же, с. 29]», «плачет»[Там же, с. 29], «кричит»[Там же, с. 29]и так далее. Далее, вместе с матерью умершего мальчика Максим выбирает копинг-механизм – планирование решения проблемы, предполагающий целенаправленный анализ ситуации для дальнейшего поведения, планирование и выработка стратегий для адаптации к реальности («Раз ты не хочешь, – тихо говорит мама Сани, – то, когда вырастешь, станешь врачом и придумаешь лекарство, чтобы люди не умирали»[6, с.29]).

Другой герой повести Таша – девочка-гидроцефал, в попытке совладать со сложившейся ситуацией из-за своей болезни на сознательном и бессознательном уровнях прибегает к нескольким копинг-процессам одновременно. Изначально, это механизм положительной переоценки ситуации («Зато благодаря шунту я живу нормальной жизнью. Я занимаюсь спортом, хожу в кино, и никто не знает, что, не будь волшебного проводка, я бы не выжила»[6, с.9]). Копинг-реакция девочки вполне адекватная: она не гордится своей болезнью, но и не переживает из-за неё – девочка привыкла. Копинг-стратегия представляет собой внушение себе и остальным, что она обычный ребёнок и нежелание «рассказывать свой секрет» другим людям. Следующий вид копинг-механизма, к которому прибегает девочка – это поиск социальной поддержки. Во-первых, искать понимания и поддержки у матери девочка уже отчаялась. Она видит, как обращаются другие мамы и заключает: «ей (маме другого мальчика) намноготяжелее, чем моей маме. У её сына рак. А она никогда не плачет»[6, с.27]. Следовательно, копинг-стратегия не была реализована. По этой причине копинг-реакция девочки на поведение, слабость матери отрицательная, раскрывающая её злость и возмущение: «… у меня мама как ребёнок» [6, с.9], «ты размазня!» [6, с.28], «я тебя ненавижу!» [6, с.28], «Я чувствую, что секунда – и взорвусь»[6, с.12]. Копинг-поведение полностью соответствует реакциям девочки: по отношению к матери она довольно резка («Я бросаюсь вперёд и сбрасываю кружку на пол»[6, с.28], «Если ты завидуешь им, – говорю я, кивая на «слонят», – это не значит, что все завидуют тебе»[6, с.12], « Мама – это кто? Чёрствая завистливая кракозябра?»[Там же, с. 12]), проводит своё время с друзьями внутри больницы и довольно редко находится рядом с матерью. Во-вторых, ищет понимания и поддержки девочка у своих сверстников. К этому виду копинг-механизма обращается и другая героиня – Аня, страдающая от врождённого рака головного мозга. Здесь мы можем говорить про то, что копинг-механизм был полностью реализован: девочки смогли подружиться, и, как мы понимаем в ходе сюжета, их дружба продолжается и за стенами больницы, в том числе. Эта дружба, как копинг-процесс. И Таша, и Аня страдают от отсутствия понимания со стороны родителей. Мама Ани и вовсе относится с негативностью к болезни дочери: «я с вами разговаривать не стану, – отрезает Анина мама. – У вас такой вид, будто у нас чума, а не рак»[6, с.15].

Следующий вид копинг-механизма, к которому прибегают девочки – это фантазирование. Если С. Фолькман и Р. Лазарус рассматривают копинг-процесс фантазирование только в контексте другого механизма – бегства, то девочки не придаются эскапизму – их фантазии накладываются на реальную жизнь. Они искренне верят, что есть Выдуманные Жучки, которые всегда поддерживают, помогают и есть Жучки Отчаяния, которые приходят, обычно, только к взрослым. Отношение к придуманным друзьям раскрывается благодаря суммарно-обозначающему виду психологизма: «расплывается Аня в улыбке, когда я пересказываю ей план Жучка»[6, с.17], «Кстати, – оживляется Аня, – я Жучка видела»[6, с.19].

На протяжении всего произведения мы видим разницу между двумя девочками, отсюда различие в копинг-реакциях. Таша придерживается стратегии сдержанности, однако этот механизм у девочки с точки зрения копинг-реакций реализуется лишь в сдерживании позитивных, положительных чувств. На протяжении всей повести мы больше встречаемся с негативными эмоциями ребёнка (крики, вздрагивания девочки, злость, обида на родителей, размышления в негативном ключе и так далее) – происходит это на бессознательном уровне. Аня, в отличие от своей подруги, обращается к такому виду копинг-процесса, как позитивное мышление, которое на стихийном уровне сопровождается выражением чувств (оба этих механизма так же в своих исследованиях выделяли П. Коста и Р.Р. Маккрей[17]).

Таким образом, обращаясь к нескольким видам копинг-механизмов одновременно, до конца адаптироваться к своей болезни с психологической точки зрения, героини так и не смогли.

В отличие от указанных выше героев в копинг-механизме поиска поддержки и внимания со стороны родителей полностью удовлетворяется герой книги Р.Дж. Паласио «Чудо»[7] - Август. Родители героя вместе с детьми переживают все невзгоды, постоянно внимательно слушают и пытаются понять их. Выражается эта поддержка благодаря суммарно-обозначающему виду психологизма и карпалистике героев(«мама улыбнулась. Так, будто обняла»[7, с.10], «она расцеловала мне все лицо. Она целовала мои перекошенные, будто сползшие вниз глаза. Целовала мои вдавленные внутрь щеки. Целовала мой черепаший рот. Она говорила мне ласковые слова и пыталась меня утешить»[7, с.42]). Копинг-реакция малыша Августа благодаря окружению теплотой и любовью положительная, а его поведение полностью соответствует всей этой атмосфере.

Копинг-реакции мальчика раскрываются в том, что мальчик, бессознательно, рефлекторно, замечает на себе взгляды окружающих, и это выливается в отрицание и нежелание находиться рядом с ними, то есть в такой механизм, как избегание (по П. Коста и Р.Р. Маккрею[17]) («научился прикидываться, будто не замечаю, как меняются лица встречных»[7, с.5], «В школе все будут на меня пальцем показывать»[7, с.10], «не хочу в школу!»[7, с.11]). Для реализации данного копинга мальчик прибегает к стратегии, которая предполагает изменения во внешности, благодаря которым окружающие либо совсем не обратят на его лицо внимание (в раннем возрасте, в течение двух лет, ребёнок носит на голове космонавтский шлем, полностью скрывающий голову), либо обратят на него внимание не в первую очередь («я даже волосы отрастил в прошлом году – челка закрывает глаза и помогает не замечать то, что замечать совсем нехочется»[7, с.18]). Поэтому мальчик полюбил праздник Хэллоуин – день, когда все надевают маски и «никто не оборачивается. Никто не замечает»[7, с.51]. Никто не узнаёт его. Возможность скрыться за маской меняет реакцию мальчика, которые продолжают раскрываться благодаря суммарно-обозначающему виду психологизма («как же здорово было идти утром по школе!»[7, с.53]), его движениям («обычно я прятал лицо и старался никому не попадаться на глаза, а теперь вышагивал, высоко подняв голову, и спокойно смотрел по сторонам. Я хотел, чтобы меня видели»[Там же, с. 53]).

В школе Август уже не может скрыться от других детей, и механизм избегание полностью себя исчерпывает. Здесь составляющие копинг-процесса у мальчика отличаются друг от друга. Копинг-стратегии («вообще-то я не очень переживаю из-за того, как люди на меня реагируют. Могу повторить и в миллионный раз: я привык. Зачем расстраиваться по пустякам»[7, с.135]) отличаются от копинг-реакций («но когда громадный спортивный зал наводнен родителями <…> взгляды норовят сбить тебя с ног, как сильные порывы ветра»[Там же, с. 135]). В школе он продолжает чувствовать страх, поэтому стратегия остаётся точно такой же: приложить максимальное количество усилий, чтобы его не заметили. Отсюда и поведение мальчика соответствующее: «мне ни разу не понадобилось поднять голову»[7, с.29], «…одноместные парты… я выбрал ту, что посередине, самую дальнюю»[Там же, с. 29], «я изо всех сил делал вид, что не замечаю»[Там же, с. 29], «голову я всё ещё не решался поднять»[Там же, с. 29]. Если ранее копинг-реакции Августа были направлены только на то, обращают на него внимания другие люди или нет, то в школе он неосознанно обращается ещё и к реакциям, которые являются основой для такого копинг-механизма, как ненависть, враждебная реакция к самому себе, которые отмечали П.Коста и Р.Р. Маккрей[17] («ненавижу, как я ем»[7, с.36], «как доисторическое болотное чудище»[Там же, с. 36], «ну почему я такой урод … я знаю, что я урод»[7, с.42]). В попытке совладать со сложившейся ситуацией мальчик обращается и к самоиронии, в том числе («тоже вот решил не спешить. Но еле держусь. Сами ведь знаете, на меня кидается столько красоток!»[7, с.119]). Все отрицательные эмоции героя, составляющие реакции, мотивированы нестабильностью психического состояния ребёнка. Он ещё совсем юн, но уже столкнулся с необходимостью психологически адаптироваться к своему недугу.

Если изначально герой всего лишь притворяется обыкновенным, а механизм принятия ситуации никак себя не замечает, то под конец Август уже обращается к этому копинг-процессу. Раскрыть его помогает эпизод с подготовкой к поездке на турбазу со всем классом. Копинг-стратегия принятия («хотя вообще-то, конечно, я знаю, чем известен на самом деле. Но со своим лицом я ничего не могу поделать. А со старой сумкой могу»[7,с.164]) реализуется через положительные реакции («то есть я тоже считаю дни и часы, просто я всегда ночевал только дома, поэтому и волнуюсь»[7, с.163], «но, с другой стороны, мне туда очень хочется»[Там же, с. 163]) и соответствующее поведение: «мам, сегодня не нужно меня укладывать. Я сам почитаю, пока глаза не слипнутся»[7, с.166]. Август к концу пятого класса приходит к полному принятию: «Хотя я – это просто я. Обыкновенный ребёнок»[7, с.196].

Заключение. Таким образом, раскрывая внутренние миры детей, страдающих от различных физических и психологических болезней, Юлия Симбирская, Юлия Кузнецова, Антон Соя  и Ракель Дж. Паласио, демонстрируют читателям не только влияние порочного мира взрослых на возникновение и формирование этих самых недугов, но и духовную силу детей, которая помогает им адаптироваться к происходящим в их жизни событиям. Как отмечал в своих трудах Х.Р. Шаффер: “Устойчивость детей должна признаваться так же, как и их уязвимость”[20]. В проанализированных нами произведениях на основе классификации копинг-процессов С. Фолькмана, Р. Лазаруса, П. Коста и Р.Р. Маккрея были выделены 16 копинг-механизмов: поиск социальной поддержки, принятие ответственности на себя, бегство (физическое перемещение, в фантазии и в виртуальную реальность), планирование решения проблемы, активная деятельность, обращение к юмору, позитивное мышление, положительная переоценка ситуации, фантазирование, сдерживание эмоций и, наоборот, выражение чувств, избегание, ненависть и враждебное отношение к себе самому и принятие ситуации, то есть полная адаптация. Отмечена следующая тенденция: такой механизм, как поиск социальной поддержки является объединяющей нитью для всех четырёх произведений: все детские образы, в первую очередь, нуждаются в поддержки и понимании и ищут именно их. Несмотря на активные действия, героям не всегда удаётся получить желаемое. Результатом этого являются попытки обратиться к другим копингам: это и бегство, и принятие ответственности на себя, и враждебное отношение к себе самому, и сдерживание эмоций – то есть, к отрицательным или же не совсем действенным для личности копинг-процессам. Интересен тот факт, что в большинстве случаев реакции ребёнка порождают не совсем осознанное поведение: к примеру, слёзы, крики, споры детей, резкие движения и так далее. Важно отметить, что в раскрытии всех составляющих копинг-процесса большую роль играют следующие виды психологизмов. Во-первых, копинг-реакции в полной мере раскрывают суммарно-обозначающие виды психологизма и диалоги. Копинг-стратегии – линейный вид монолога, повествование от первого лица. Копинг-поведение – карпалистика героев, их перемещения.

Проведённый нами анализ показывает насколько важны произведения, в которых поднимаются насущные вопросы не только нравственного характера, но и касающиеся психологического воспитания. Мы считаем, что такие произведения в полной мере могут послужить инструментом воздействия на обучение и социализацию больного ребёнка в современном мире.

Список литературы:

1. Большой психологический словарь [Электрон.ресурс] – URL: https://gufo.me/dict/psychologie_dict (дата обращения: 30.06.2021)
2. Давыденко Л.Л. Литературные примеры копинг-стратегий / Л.Л. Давыденкова // Человек в мире. Мир в человеке: актуальные проблемы философии, социологии, политологии и психологии: материалы XIX Междунар. науч.-практ. конф. студ., асп. и молодых ученых (24–26 ноября 2016 г.) // Перм. гос. нац. исслед. ун-т. – Электрон.дан. – Пермь, 2016. – 881 с.
3. Задоля Д.М., Санникова Ю.П. Фольклор и его роль в генезисе стратегий совладания (на примере сказки) / Д.М. Задоля // Общество. Наука. Инновации (НПК-2017): электрон.сб. статей: Всерос. ежегод. науч.-практ. конф., 1–29 апреля 2017 г. – Киров: Науч. изд-во ВятГУ, 2017. – 6413 с.
4. Караччоло Д. А. Детская литература и диабет / Д.А. Караччоло [Электрон.ресурс] – 2007. – URL: https://vtechworks.lib.vt.edu/handle/10919/31824 (дата обращения: 4.07.2021)
5. Кузнецова Е.Е. Связь психических состояний и типов копинг-стратегий у подростков / Е.Е. Кузнецова // Человек, экономика, общество: грани взаимодействия: сборник научных трудов по материалам Международной научно-практической конференции 30 ноября 2019 г. / Под общ.ред. Е. П. Ткачевой. – Белгород: ООО Агентство перспективных научных исследований (АПНИ), 2019. – 193 с.
6. Кузнецова Ю. Н. Выдуманный Жучок / Ю. Н. Кузнецова — ИД «КомпасГид», 2016. – 96 с.
7. Паласио Р. Дж. Чудо / Р.Дж. Паласио; пер. с английского Анны Красниковой. – М.: Розовый жираф, 2020. – 408 с.
8. Проктор М. – Хронически больные дети: анализ содержания оценки реалистичной прорисовки «Болезнь опыта» для детских персонажей XXI века в детских иллюстрированных книг / М. Проктор [Электрон.ресурс] – 2019. – URL: https://cdr.lib.unc.edu/concern/masters_papers/b27740146 (дата обращения 14.07.2021)
9. Симбирская Ю.С. Заяц на взлетной полосе: [для сред.и ст. школьного  возраста] / Ю.С. Симбирская; [илл. О. А. Батуриной]. — М.:Абрикобукс, 2020. — 208 с.
10.  Соколова А.О. понятии копинг-поведения и психологической защиты от стресс-факторов / А.О. Соколова. [Электрон.ресурс] – URL:https://ucp.by/university/news/novosti-partnerov/anastasiya-sokolova-o-ponyatii-koping-povedeniya-i-psikhologicheskoy-zashchite-ot-stress-faktorov/(дата обращения: 14.07.2021).
11.  Соя А. В. Правдивая история Федерико Рафинелли : [для сред.и ст. шк. возраста] / Антон Соя ; [ил. и обл. Оксаны Батуриной]. — Москва:Абрикобукс, 2019. — 136 с.
12. Талеб Н.Н.. Антихрупкость: как извлечь выгоду из хаоса: [16+] / Талеб Н.Н.; [пер. с англ. Николая Караева]. – М.: КоЛибри: Азбука-Аттикус, 2015. – 762 с.
13. Татьянченко Н.П. Развитие понятия «копинг» в отечественной и зарубежной психологии / Н.П. Татьянченко // Известия Южного федерального университета. Тематический выпуск «Психология и педагогика», 2006. – № 4. – С. 377- 382.
14.  Boyden J., Mann G. Children's Risk, Resilience, and Coping in Extreme Situations. Handbook for Working With Children and Youth / J. Boyden, [Electronic resource] – 2005. – URL: https://www.researchgate.net/publication/239782304_Children's_Risk_Resilience_and_Coping_in_Extreme_Situations (date of treatment: 01.07.2021)
15. Carver C. S., Scheier M. F., Weintraub J. K. Assessing coping strategies: A theoretically based approach / C.S. Carver // Journal of Personality and Social Psychology. – 1989. – Vol. 56. – №2.– P.267-283.
16.  Lazarus R.S., Folkman S. Stress, appraisal and coping / R.S. Lazarus. — New York: Springer, 1984. – P. 472.
17.  Costa P., Mccrae R. Personality and coping effectiveness in an adult sample / P.Costa // Journal of Personality. – 2006. – Vol. 54. – P. 385 - 404.
18. Michelsen L.D. Exploring Harry Potter and Peter Pan and the Ties Between Them. A Study of Mothers and Motherless Heroes in J. K. Rowling‘s Harry Potter series and J. M. Barrie‘s Peter and Wendy / L.D. Michelsen  [Electronic resource] – URL: http://hdl.handle.net/1946/35228 (date of treatment: 29.06.2021)
19.  Murphy L. B. The widening world of childhood / L.B. Murphy. – New York: Basic Books, 1962. – P. 420.
20. Schaffer, H. R. Social development/ H.R. Schaffer. – Oxford, UK: Blackwell. – P. 468.
21. Tremewan T., Strongman K.T. Coping with fear in early childhood: Comparing fiction with reality / T.Tremewan // Early Child Development and Care. – 1991. – Vol. 71. - №1. – P. 13-34.